Сияющий Алтай. Горы, люди, приключения

Прошла осень охоты, миновала первая долгая зима, козла запорошило снегом и заледенило морозами. После наступила весна, козел оттаял, но не сгнил, болтаясь у сухой скалы на свежем ветру и на жарком горном солнце. Даже наоборот – он за первое свое лето сильно высох и постепенно совершенно завялился. Острому рогу стало еще легче держать высохшую тушку, и качаться козел на ветру стал еще веселее и размашистее.

Артем и другие чибитские мужики давно оставили затею добраться до козла и забрать наконец этот исторический трофей. Они отчасти даже зауважали этого упрямого козла, который вот так неприступно и намертво зацепился, а после также добровольно усох и

завялился, неуступчиво сохранив при этом полную свою независимость и свободу, избежав насильственной отсылки в далекую альпийскую чужбину, на стену чужого баварского шале, где он висел бы со стеклянными зенками, с подкрашенной импортной краской шерстью, с выправленной симметричной челюстью, столь несвойственной его гордому сибирскому характеру.

Больше того, молодой учитель истории Андрей, приехавший недавно в чибитскую школу из города, выдвинул смелую научную гипотезу относительно висячего завяленного козла, весьма популярную среди местных ребятишек и нашедшую при этом немало сторонников среди взрослых чибитцев и даже среди кое-кого в Акташе. Да и сам Артем в душе отчасти разделяет гипотезу молодого учителя, хотя, конечно, никогда в этом не признается.

Научная гипотеза молодого чибитского историка такова. А именно, что знаменитый висячий козел, принявший столь мученическую смерть в шавлинских скалах, этот героический зверь, добровольно и умело зацепившийся

в совершенно неприступном для людей и для зверей месте, а после столь же добровольно высохший и завялившийся, сам себя тем самым мумифицировал, музее-фицировал и увековечил, как некогда делали в Древнем Египте великие фараоны. К примеру, всемирно прославленный Тутан-хамон со своей вселенски прославленной гробницей. И что теперь все окрестные козероги, несомненно, поклоняются его великой мумии и почитают ее, мумию козла-фараона, которая так величественно и победоносно

зацепилась, после завялилась и протирает теперь из года в год свою спину о скалу, медитативно раскачиваясь на пахнущем полынью ветру.

Учитель Андрей авторитетно утверждает также, что, вероятно, слагают теперь местные (и не только местные) козероги легенды о великом подвиге висячего козла. Что празднуют они теперь каждый сентябрь великий праздник козлиного зацепляния,

в пору которого почтительно приносят в зубах к подножию козлиной скалы ветки со спелым шиповником и зеленые кедровые лапы. Что знаменитый козел-баварец стал теперь культовой фигурой среди всех местных (и не только) козерогов. Что чтится он ими не только как бесспорный герой, но и как признанный всеми козлами святой козел, как бесспорно величайшая среди них фигура, и т. д., и т. п., – много еще чего интересного пояснял и развивал перед изумленными чибитцами молодой учитель истории с университетским образованием и глубокими знаниями об истинной природе культов и скрытых законов поклонения героическим подвигам великих людей (и не только).

Не знаю, был ли зацепившийся козел и вправду местным козлиным фараоном-мумией или же просто несчастной жертвой несчастных обстоятельств неудачной охоты. И были ли там под скалой на самом деле стащенные отовсюду другими козлами ветки шиповника и кедровые лапы. Не знает этого наверняка и Артем, счастливо обманувший с подельниками наивного усатого германца с помощью подлога и удачно отысканной рогатой башки козла-двойника. Но решительно советую всем вам одно: если доведется вдруг оказаться на Нижней Шавле, у той памятной скалы, непременно не забудьте взглянуть вверх на качающуюся иссохшую тушку рогатого козла, чьи пустые глазницы все так же решительно и неотступно смотрят вниз на шумную и родную изумрудную Шавлу, окруженную высокими свежими березами. На Шавлу, убегающую вправо широкой долиной к Аргуту и дальше, дальше через Катунь, а после через Обь – дальше, дальше, к самому Великому Северному океану.

Мертвый конь (История одного злополучного губернаторского подарка)

Губернатор (точнее, президент, как записано в его удостоверении из дорогой красной кожи) далекой сибирской горной республики проснулся поздним утром с большого бодуна. Голова трещала, во рту было сухо, язык и десны пахли стухшим лососем. Звали губернатора Александр Михайлович Бортников, и у него сегодня был полувековой юбилей. Бортников и без того страдал регулярными и долгими запоями, но этот славный юбилей доконал даже его привычный к долгим запоям организм.