Сияющий Алтай. Горы, люди, приключения

Наши палатки стоят недалеко от костра, сам костер устроен прямо у домика, вокруг огня углом врыты в землю низкие деревянные скамьи на чурбанах. Единственного окна в избушке уже нет, нет даже оконной рамы. Оконный проем зияет прямо в срубе в сторону гор. Дверь с противоположной стороны тоже пропала, железные петли вырваны. Потолка нет, весь разобран. Стропила на крыше отчасти уцелели, но вся крыша в огромных дырах, над которыми бегут облака. Печка увезена, дощатый пол наполовину растащен. Сруб промок от снега и дождей и понемногу подгнивает. Внутри избушки сыро, холодно, сиротливо и грустно.

От загона для скота остались несколько свалившихся со столбов жердей, вросших в траву, мы топим ими костер. Столбы загона тоже давно сгинули. От самой пасеки нет и следа.

– Куда же пчел подевали после смерти хозяина?

Толя и Ербулан жмут плечами – это им неизвестно.

Ниже избушки течет и впадает в Карагем холодный прозрачный ручеек. Воду можно брать в нем или в самом Карагеме, спустившись к нему с крутого обрыва. Поляна широкая, ровная, удобная для выпаса, усыпанная круглыми мшистыми валунами. Тут уже намного суше, чем в глубине каньона, и в траве пахнет степной полынью. Высота здесь всего 1465 м, это первая наша ночь, которая обошлась без инея и заморозков. Вокруг поляны стоит лес, а над головой блестят снежные пики южных Чуйских Альп.

В Алтайских горах такую таежную заимку может устроить каждый. Горы большие, людей мало, места много. Ясное дело, что близко к деревням вся земля давно уже разобрана между хозяевами, но вот если взяться обустроиться подальше, то это пожалуйста. Можно поставить стоянку для пастьбы скота – зимнюю или летнюю. Можно срубить среди дремучего леса скрытную охотничью избушку с низким потолком и маленьким неприметным окошком, чтобы не спугнуть огнями диких зверей. Можно сколотить избенку на берегу озера или речки – для ловли рыбы. Или взяться и разработать таежную пасеку, как наш почивший хозяин.

Заимка утверждается и узаконивается в горах трудом, и только трудом. Кто взялся, кто завез материал, кто сколотил, кто построил, кто обжил – тот и хозяин. И ему не нужны никакие документы. Все и так знают, что хозяин – он самый и есть. При этом всякая заимка открыта для любого прохожего и проезжего – редко кто и редко где навешивает на свою дверь замок. Зайдешь внутрь, растопишь печку, согреешься, поешь, переночуешь и, прибравшись за собой, оставив все в чистоте и порядке, продолжишь свой путь. Неся в своем сердце благодарность гостеприимному хозяину.

Вот так и наша заброшенная пасека. Хозяин помер от сердца, пчелы увезены, скот угнан. В окно задувает ветер, вместо двери – темная дыра. Крыша как решето, сруб гниет, в полу черные щели. Но жарко горит в старом костровище большой высокий костер. И жива еще тропинка, ведущая к воде. Покосилась, но все еще стойко держится старая коновязь. Защищает наши палатки от ветра и дождя почерневший сруб. На больших ржавых гвоздях, вбитых пасечником в бревна стены, по-домашнему висят

наши куртки. Дух хозяина словно бы сидит с нами у ночного костра на скамейке и молча курит, безотрывно смотря на живой огонь. Он очеловечил и обжил это место, мы у него в гостях, и нам здесь хорошо.

Возвращение с Карагема в Джазатор

Старая пасека отделяет влажную высокогорную карагемскую тайгу от теплого и сухого приаргутского среднегорья. Двинься назад – и снова попадешь в черную и страшную лесную зону с гремящими ручьями и непролазными буреломами. Тронься вперед – и будешь греться на солнце, вдыхать разогретый воздух, полный ароматов полыни и степных цветов.

Ровно в десять утра теплым солнечным утром мы покинули заброшенную пасеку и поехали дальше вниз по Карагему, все тем же левым берегом. Растительность ближе к устью реки переменилась полностью. Кедры, лиственницы, пихты и ели остались в дремучем ущелье выше по течению. Здесь же мы проезжаем среди тополей и берез, которые широко и привольно стоят по сторонам просторной, усыпанной листвой тропы.

Долина стала много раздольнее и светлее, горы отошли от реки подальше. Раскрылись широкие солнечные поляны. Справа на севере высятся огромные вершины западных отрогов Северо-Чуйского хребта. Вдруг я примечаю далеко-далеко на западе синеющий высоко в небе знакомый горный профиль. Я анализирую, где нахожусь, осматриваю местность. Все точно! Вот немного впереди и справа у самого берега Карагема в березовой роще виднеется пустая нынче пастушеская стоянка. Я помню, что там, вблизи нее, есть широкий брод, который мы проходили, когда ехали на Юнгур. На противоположном берегу расположена еще одна стоянка. От нее наверх карабкается крутая тропа к старому руднику и дальше на перевал Ашра-Чибит. Левее тропы чернеет расщелина, в которой почти вертикально падает вниз речка Чибит. Все верно – это те самые, памятные мне места. Единственная конная дорога от Аргута на дикий Юнгур.