Сияющий Алтай. Горы, люди, приключения

Выругавшись, я двинулся обратно. Еще не хватало, чтобы меня ловили по горам всей частью! Подойдя и строго спросив звание солдатика – он оказался ефрейтором, – я потребовал старшего. Через пару минут из железных ворот к нам вышел полковник пограничных войск.

Ничего не могу сказать дурного – все было как нельзя более любезно. Узнавший меня офицер был добродушен и гостеприимен. Пожурил караульного, которого, как выяснилось, смутил мой фотоаппарат, пробудивший его государственную бдительность. А вдруг вместо Белухи я невзначай заснял бы покрытое секретами расположение его части? Тем паче что с нами была еще и иностранка – итальянская писательница Сильвана.

В итоге, не сняв ни Белухи, ни части, ни даже мусора у ее забора, мы отправились в гостиницу – к концу любезного разговора с полковником окончательно стемнело. Подморозило, на небо высыпали звезды, во дворе топилась баня. Я сидел на диване, пил чай с малиновым вареньем и любовался северной стеной Белухи в потрепанном фотоальбоме.

Как и летом, наутро мы двинулись вверх по Катуни от деревни Мараловодка, ведомые директором Катунского заповедника Александром Викторовичем Затеевым и нашим старым знакомым, начальником участка заповедника Петром Ефимычем Суртаевым. Предстояло проехать 86 км по льду реки – на трех снегоходах, с груженными съестными припасами и горючим санями. А потом еще километров 30 вверх по реке Озерная. По дороге нам не раз пришлось вытаскивать на себе зарывшиеся в глубокий рыхлый снег снегоходы. Там мы и освоили азы снегоходного ремесла в боевых условиях таежного глубокоснежья.

Освоили рывок глубоко зарывшегося в снег снегохода вверх и немного в сторону – на уплотненную трассу, чтобы гусенице было за что зацепиться, – рывок, стоя по пояс в снегу и обливаясь горячим потом.

Освоили отцепление-зацепление и таскание взад-вперед тяжелых саней. Особенно на затяжных подъемах, когда снегоход останавливается и зарывается глубоко в снег.

Освоили буксировку на длинной веревке, когда снегоход далеко наверху, а ты с санями у ноздрей ползешь наверх, проваливаясь при каждом шаге по самое не могу. Потом нам все это пригодилось, когда мы сами накрутили сотни километров на ставших родными «Буранах».

В тот день мы приблизились к Белухе на 120 км, доехав уже глубокой ночью до высокогорного Тальменьего озера, расположенного у самого подножия Катунского хребта. Нам повезло – прошлой зимой местные мужики однажды потратили на тот же путь целых три дня: впереди у них на Катуни образовалась непроходимая наледь, а сзади сошла лавина, наглухо запершая их прямо посреди тайги.

На Тальменьем озере Белуху (до нее по хребту направо не более 40 км) можно увидеть с вершин, возвышающихся над левым берегом. Летом туда можно за несколько часов подняться пешком или на лошади. Зимой – только на лыжах.

Что это бредовая затея, нам стало ясно довольно скоро. Это только в приключенческих книжках можно прочитать про то, как удобно ходить по тайге на широких таежных лыжах, подбитых шкурой марала мехом назад, чтобы не проскальзывали. Я попробовал.

Ничего не могу сказать – они и вправду совсем не проскальзывают назад.

Но при этом и вперед не ходят. Сразу и везде налипает столько снега, что лыжи становятся тяжелыми, как чугунные гири. Под пятками образуются ледяные горки, которые то и дело приходится сбивать. Кожаные ремни – крепления, которыми я стянул свои чуни,

– давили ноги, а стоило их ослабить, как нога выскальзывала из крепления прямо в глубокий снег.

На таежных лыжах ходят без палок. Идя, что в гору, что под гору, весьма мудрено научиться держать равновесие. Не могу с ходу припомнить, сколько раз я его не удержал.

Труднее всего после этого подняться. Лежишь спиной (боком, лицом) в снегу и пробуешь встать, опершись на руки. Но руки проваливаются в глубокий снег по самые плечи. Опереться не на что. Вертишься, как птенец в пуху. Я приспособился вставать так. Цепляешься за лыжи, как за турник, кончиками пальцев и подтягиваешь к ним тело. После чего забираешься на лыжи, как на помост, и встаешь – весь в снегу и поту. Где-то там я и потерял резиновый окуляр своего «Никона».

На Тальменьем озере мы провели несколько незабываемых дней. Ловили сквозь глубокие лунки стремительного озерного хариуса. Топили баню и до изнеможения парились в ней вениками из пихтовых веток. По ночам в окна охотничьего домика свешивались сияющие фонари ослепительных звезд величиной с голубиное яйцо – только там я увидел ночное небо, в котором гораздо больше яркого белого света, чем космической тьмы, а в полнолуние можно свободно читать! Бесподобное горное солнце показало нам всю палитру своих возможностей. Утром оно медленно закрашивало вершины гор желто-розовым, постепенно опускаясь все ниже – прямо к нашим заиндевелым рукавицам, пахнущим свежей рыбой. А вечером снимало яркие цвета слой за слоем, оставляя нам перед погружением в ночь удивительно глубокий синий и его бесконечные оттенки. Лишь на острых вершинах вдали на мгновения задерживался ослепительный красновато-золотой акцент спешного горного заката!