Сияющий Алтай. Горы, люди, приключения

И вот, спустившись с озера к пасеке на берегу Катуни, мы поворачиваем налево – вверх по течению – в сторону Белухи. Мы, конечно, знаем, что зимой гора практически недостижима. Впереди щеки – узкий каньон с отвесными каменными стенами, где река не замерзает даже в пятидесятиградусные морозы, как в эту зиму. По берегам там тоже не пройти – слишком крутой уклон. На закате мы упираемся в то место, где наполовину заметенный след снегохода обрывается. Здесь пару дней назад провалился в воду по пояс и порвал гусеницу своей «Ямахи» Андрей, новосибирский фотограф, который жил с нами на озере, а потом решил проехать один как можно дальше вверх по реке. К счастью, ему удалось добраться после этого до кордона на сломанном снегоходе, а морозы были уже не столь сильны. Обычно здесь по одному не ходят.

– Как же вы тут ездите, когда мороз минус 50?! – изумленно спрашиваю я Ефимыча.

– Да потихоньку ездим, – улыбается Ефимыч. – Зимой темнеет рано, – добавляет он. – Сидишь в избушке, маешься – не знаешь, чем заняться!

А сейчас мы сидим на широкой скамье на первом этаже дома Атаманова в селе Верхний Уймон. Слева – большая белая русская печь. Дрова в ней давно прогорели, но печь протоплена, и от нее волнами накатывает тепло. В окна бьет яркий солнечный свет. Дом из кедровых и лиственничных бревен, ему больше века, но в нем удивительно светло и уютно. Всюду рассеян свет нежноянтарного оттенка. Мы в гостях у Анатолия, директора местного музея Николая Рериха. Он рассказывает нам о Рерихе и его Центрально-Алтайской экспедиции. Рерих с женой, сыном и другими участниками экспедиции прожил в этом доме несколько дней в августе 1926 г. В доме много фотографий того времени и репродукций картин Рериха. Одна из них – последняя, написанная Рерихом прямо перед смертью, – «Благая весть».

На ней спиной к зрителю сидит человек. Его взгляд направлен в сторону крутой и далекой горной долины, уходящей вдаль и вверх. По дну долины извивается чистая светлая река. Горы уходят вдаль, в бесконечность. И совсем далеко, в голубой дымке, прекрасная снежная вершина с двумя пиками – острым слева и трапециевидным справа. И широким седлом между ними.

– А ведь это – Белуха! – вдруг говорит Анатолий.

Мы молча всматриваемся в мистическое полотно. Человек на нем мысленно и духовно идет к Богу. К Истине. К Любви. Идет через долину, ее повороты и речные перекаты. Идет через седло прекрасной двуглавой вершины. За которой неведомое. Человек влечет нас за собой.

– Рерих хотел поселиться и умереть здесь, в Уймонской долине, – говорит Анатолий. – Об этом есть свидетельства жены и сына. Но не получилось – страна не впустила его назад, – добавляет он.

Мы прощаемся с Анатолием, бросив напоследок взгляд на рериховскую Белуху.

Последнюю попытку увидеть двуглавую гору я делаю на обратном пути, покидая Усть-Коксинский район, там, где у дороги стоит еще один пограничный пост. Если проехать от него немного в сторону Казахстана, переехав мост через речку и поднявшись на пригорок, можно увидеть Белуху, до которой здесь уже очень далеко – километров под сто пятьдесят.

И вот я стою и вглядываюсь вдаль. Из моего рта идет пар. Я напрягаю зрение и прищуриваю глаза. Издалека в меня вглядываются пограничники. Вокруг горы. Вдалеке тоже горы. Но сегодня они затянуты утренней морозной дымкой. Белухи не видно. Я сажусь в наш микроавтобус, в котором вопит что-то жизнеутверждающее и неприличное группа «Ленинград».

Я гляжу на дорогу, слушаю Шнура и чувствую, что все больше понимаю Николая Рериха. В самом деле, что может быть лучше, чем увидеть Белуху и….!

Сияющий Алтай

(верховья Катуни, Катунская долина, озеро Язевое, ледник Геблера и истоки Катуни, Петр Ефимович Суртаев)

Для меня Алтай – место, от которого исходит сияние. Свет, разлившийся над горами и долинами, и не вернувшийся в небо. Свет, навсегда оставшийся на земле. Свет, просветляющий души.

«Под кедрой всегда сухо!» – говорит нам Петр Ефимович Суртаев, заместитель директора Катунского заповедника. В его руках острый топор, которым он отсекает толстые шматы сочной желто-красной древесины кедра, густо пропитанной янтарного цвета смолой.

Над нашими головами шатер из темно-зеленой кедровой хвои, а под ногами – сухой хвойный ковер. С потемневшего неба хлещет холодный дождь. Ветер и дождь не пробивают шатра, но швыряют россыпи ледяных капель в наше убежище. Мы идем развязывать арчемаки (кожаные сумины, которыми вьючат лошадей), чтобы одеться потеплее.

Ефимыч одним движением топора превращает средней толщины ветку в острое копье и под острым углом с усилием вдавливает его в землю. И вешает на ветку котелок с водой прямо над разгорающимся костром. Ветка прогибается вниз, но держит. Костер быстро разгорается.

– Кедр смолистый, горит, как порох, – говорит Ефимыч.