Набравшись смелости, Уэнди подошла к барным дверцам и распахнула их. Запах джина ударил ей в нос с такой силой, что она задохнулась. Это даже нельзя было назвать запахом. Зловоние – вот более точное слово. Но полки были пусты. Где же, во имя всего святого, он нашел его? В бутылке, спрятанной в одном из буфетов? Где?
Раздался еще один стон – низкий и тихий, но на этот раз вполне различимый. Уэнди медленно приблизилась к барной стойке.
– Джек!
Нет ответа.
Она перегнулась через стойку и только тогда увидела его, распростертого на полу. Судя по запаху, он был мертвецки пьян. По всей видимости, он зачем-то полез за стойку, но потерял равновесие. Лишь каким-то чудом не сломал себе шею. Не зря говорят, что Бог любит детей и пьяниц. Аминь.
Странно, но она не могла даже разозлиться на него. Он напоминал смертельно уставшего мальчишку, который взвалил на себя непосильную работу и уснул прямо на полу в гостиной. Он бросил пить – и решение развязать принял точно не сам Джек; в отеле не было спиртного, чтобы он мог взяться за старое… Так откуда же оно вдруг появилось?
Вдоль барной стойки, имевшей форму подковы, на расстоянии пяти-шести футов друг от друга стояли оплетенные соломой винные бутылки, в горлышке каждой торчала свечка. Видимо, кому-то это показалось очень оригинальным. Уэнди взяла одну из бутылок и встряхнула ее, готовая услышать, как на дне плещется джин,
но там ничего не было. Она поставила бутылку на место.
Джек зашевелился. Уэнди обогнула стойку, нашла вход и приблизилась к мужу, задержавшись только для того, чтобы осмотреть хромированные пивные краны. С виду они были совершенно сухими, но стоило ей подойти, как она почувствовала запах пива, причем свежий и сильный.
Когда она оказалась рядом с Джеком, он повернулся на бок, открыл глаза и посмотрел на нее. В первое мгновение взгляд его не выражал абсолютно ничего, но потом заметно прояснился.
– Уэнди? – спросил он. – Это ты?
– Да, – ответила она. – Как думаешь, сумеешь сам добраться до второго этажа? Если обхватишь меня рукой за шею? Джек, где ты…
Его пальцы вцепились ей в щиколотку.
– Джек! Что ты де…
– Попалась! – воскликнул он и начал расплываться в улыбке. От него разило застоявшейся смесью джина и оливок, и в Уэнди ожил старый страх, намного более ужасный, чем все страхи этого отеля. Все опять свелось к знакомой сцене: она и ее пьяный муж.
– Джек, я только хочу тебе помочь.
– О, разумеется! Вы с Дэнни всегда только хотите мне помочь.
Пальцы впивались в лодыжку все сильнее. Ни на секунду не отпуская ее, Джек начал неуклюже подниматься на колени.
– Ты так хотела помочь нам, что чуть не увезла отсюда. Но теперь… Ты сама…
– Джек, ты делаешь больно моей ноге…
– Я сделаю больно не только твоей ноге, мерзкая сучка!
Его слова настолько поразили ее, что она не попыталась сдвинуться с места, даже когда он отпустил ее лодыжку, чтобы, пошатываясь, встать на ноги.
– Ты никогда меня не любила, – сказал он. – Ты хотела уехать отсюда, потому что знала: это окончательно добьет меня. Тебя когда-нибудь волновали мои прес… переспек… перспективы в жизни? Нет, ни хера они тебя не волновали! Ты только и думала, как бы утащить меня поглубже на дно. Ты – в точности твоя мамаша. Такая же сучка и размазня!
– Прекрати! – воскликнула она, расплакавшись. – Ты сам сейчас не знаешь, что говоришь. Ты пьян. Не пойму, как тебе удалось напиться, но ты совершенно пьян!
– О, я знаю. Я все теперь знаю про вас двоих. Про тебя и того паршивого щенка наверху. Вы все спланировали вместе. Скажешь, нет?
– Нет, нет! Мы никогда ничего не планировали. Чем ты забил себе голо…
Она лишь молча смотрела на него во все глаза. Он собирался убить ее, а потом и Дэнни. Тогда, быть может, отель будет полностью удовлетворен и позволит ему покончить с собой. В точности как тому прежнему смотрителю. В точности как
В полуобмороке от ужаса она поняла теперь, с кем так оживленно беседовал Джек в бальном зале.
– Ты настроила против меня собственного сына. И это хуже всего. – Его лицо скривилось от жалости к себе. – Моего маленького мальчика. Теперь он тоже меня ненавидит. Уж ты об этом позаботилась! В этом заключался твой план с самого начала. Ты похожа на свою мать. Ты не успокоишься, пока не отхватишь самый большой кусок пирога, верно? Ведь верно?
Она все еще не могла обрести дар речи.
– Ну, так я с тобой разберусь, – прошипел он и попытался схватить ее за горло.