Сияние твоего сердца

Я сворачиваю в парк, пробегаю еще полкилометра, потом спотыкаюсь о какой-то корень и чуть не падаю. В парке никого, все остальные или уже побегали, или еще не вышли. Деревья шумят голыми ветвями, кое-где уже проглядывают листья, газоны зеленые почти круглый год, но в такое мрачное утро трава кажется темносерой. Против всех правил я останавливаюсь и несколько секунд стою, запрокинув голову и глядя в небо, пытаясь успокоить дыхание. Мне вдруг кажется, что я одна в целом мире. Если сейчас я упаду замертво на парковой дорожке, то никто об этом даже не узнает.

По дороге домой я стараюсь прибавить шагу – все же в одежде для бега гулять холодно, но все равно еле плетусь. Дома принимаю душ и даже пытаюсь позавтракать – холодильник пуст, но в кухонном шкафу находится пачка овсянки с сушеными ягодами. Едва я зачерпываю ложкой склизкую массу, меня начинает тошнить. Я выбрасываю овсянку, делаю себе большую чашку кофе и сажусь заниматься магистерской работой.

Пункт Контракта о том, что мы должны получить образование, связан даже не столько с деньгами, которые после двадцати одного года нам придется зарабатывать самим, сколько с тем, чтобы найти нам занятие. Герцен любит повторять, что праздный мозг – мастерская дьявола. Поэтому нам оплачивают любое обучение, консультации лучших европейских юристов и финансовых гуру, помогают завести нужные знакомства и разобраться в любом деле. Лишь бы мы вели себя тихо, были заняты и хотя бы на время забыли о том, что наше истинное призвание – не создавать, а разрушать. Лаура однажды сказала:

– Если бы я не открыла для себя моду, я бы уже взбесилась от скуки. Устроила бы серию загадочных убийств в духе скандинавских триллеров или что-нибудь подобное. И полиция ломала бы голову в поисках мотива преступления – а никакого мотива нет, мне просто скучно. Но зато теперь я постоянно занята – Париж, Милан, новые коллекции, новые идеи… Просто некогда быть по-настоящему плохой девочкой, понимаешь?

Я понимаю. Когда мне нечем заняться, я мысленно возвращаюсь в день смерти Виктории и придумываю, как могли бы развиваться события, если бы я сразу, еще до приезда скорой, пошла бы домой и повторила то же самое со своими родителями. Или с другими одноклассниками. Интересно, как быстро бы их обнаружили и догадалась бы полиция, что эти дела связаны?

Один из главных вопросов моего исследования – какое именно чувство, вызванное рекламой, заставляет человека купить товар? Как правило, это насущная потребность, которая с самим товаром имеет мало общего, – внимание, признание, спасение от одиночества. Чтобы это подтвердить, я как-то месяц постила наши с Карелом фото – кафе, машина, совместные тренировки, шампанское на фоне каналов. Такие себе идеальные отношения. Я не люблю фотографироваться, особенно не люблю постановочные кадры – позировать утомительно. Но эксперимент удался – все продукты, которые я рекламировала в это время, от фитнес-браслетов до капучинатора, имели очень хорошие продажи. Это подтвердило мою теорию о том, что люди готовы купить что угодно, если им кажется, что это повысит их шансы быть любимыми.

Но все же почему красивые картинки в соцсетях вызывают депрессию, я до конца не поняла. Что ж, придется привлечь «специалистов», тех, кто разбирается в человеческих эмоциях. Надо будет спросить Герцен, она же сама предложила помочь с комментариями.

Я как раз собираюсь написать ей, когда на экране часов всплывает сообщение:

«Привет! У меня практика сегодня выпала, препода куда-то вызвали. Ты дома? Можно я заеду обнять тебя? Знаю, ты не любишь обниматься, но я соскучилась (три эмоджи с глазами-сердечками) Принесу печенье».

Хэйни. Она очень тактильный человек, обожает обниматься, класть голову мне на плечо и всякие другие нежности. Я ей все это позволяю, потому что знаю, как для нее это важно. Сама я вполне могла бы обходиться совсем без прикосновений, не считая секса – он для меня скорее просто телесная потребность. Когда-то Хэйни очень расстроилась, поняв, что у нас с ней не будет всех этих задушевных разговоров, заплетания друг другу кос и прочих сестринских радостей – ей очень всего этого хотелось. Но потом она приняла меня такой, какая я есть.

Теперь я рада, что она скоро зайдет, потому что сижу над текстом уже второй час, а написала всего пару предложений. Надо переключиться. Я набираю ответ, и через полчаса сестра уже влетает в мою квартиру и тут же виснет у меня на шее. А потом начинает тормошить меня, как куклу, осматривая со всех сторон.

– Сэ-э-эйнн! – вопит она так громко, что у меня звенит в ушах. – Я та-а-а-ак испугалась! Как тебя вообще отпустили из больницы так сразу? Что сказали? Будут последствия?!

– Да нормально, я уже даже забыла про эту дурацкую аварию. – Я отвечаю на объятие – как мне кажется, довольно естественно. – Только времени кучу потеряла, вот это обидно.

Сестра почему-то принесла с собой запах весны – дождя, первой зелени и свежих тюльпанов, хотя никаких цветов у нее с собой нет. Она сует мне в руки бумажный пакет с печеньем:

– Это тебе! Ты сильно ударилась? Где? Покажи!