Сияние твоего сердца

Я еще надеюсь, что привычная обстановка университетского кампуса поможет мне прийти в себя, но дальше становится только хуже. По дороге мне трудно сосредоточиться, и я дважды чуть не врезаюсь в столб на своем велосипеде, хотя обычно могу вести его хоть с закрытыми глазами. Первую лекцию я кое-как выдерживаю, со второй приходится уйти – я просто не могу сидеть в одной аудитории с другими людьми, все раздражает, все звуки кажутся слишком громкими, свет экрана проектора – слишком ярким, я задыхаюсь от запахов пота, дезодорантов и жареной картошки, исходящих от людей вокруг. Я решаю прогуляться и подышать воздухом, но едва выхожу на улицу, на меня обрушивается хаос – толпы студентов со всего мира, все куда-то спешат, болтают на разных языках, вокруг носятся велосипеды, сигналят машины, через дорогу работают строители, и от звука отбойного молотка моя голова готова взорваться, как яйцо в микроволновке.

Снова приходит сообщение, я останавливаюсь посреди толпы и смотрю на маленький экран часов, строчки плывут перед глазами:

«Я уже в городе, скоро буду на месте. Если сможешь прийти раньше, то я жду тебя в кафе, как договорились».

Ливень. За последние пару часов я успела о нем забыть, и теперь мне больше всего хочется отказаться от встречи, сказать, что я заболела. Это даже не будет враньем – меня то бьет озноб, то окатывают волны удушливого жара, кружится голова, но это головокружение странно приятное, как от пары бокалов шампанского. Все ощущения будто перепутались – я начинаю видеть запахи и чувствовать цвета, от ярко-синей куртки проходящей мимо студентки веет прохладой, запах горячей смолы и асфальта кажется мне серым на вид… И тут я наконец понимаю, что происходит.

Пластырь, который мне наложили в больнице. Мне сказали не снимать его пару дней, чтобы рана как следует затянулась, и он все еще на мне – в самолете я не сняла его, потому что лень было вставать и идти в уборную, а потом о нем забыла. Наверное, в нем какое-то сильнодействующее лекарство вроде антибиотика, и это его побочное действие. Ведь есть же никотиновые пластыри, противозачаточные, многие вещества легко проникают даже сквозь неповрежденную кожу. Все сходится – и сонливость с потерей аппетита, и раздражительность, и неадекватные реакции. Как же я раньше не догадалась!..

Я возвращаюсь в университет и там в кабинке туалета снимаю куртку и отклеиваю пластырь с локтя. Он выглядит как самый обычный, разве что немного потрепанный, рана под ним исчезла, как и все мои остальные ссадины. Я выбрасываю его, делаю несколько глотков холодной воды из-под крана и сразу же чувствую себя гораздо лучше. Лихорадка прекратилась, я снова ясно соображаю. Надо же, как, оказывается, маленькая доза какого-нибудь вещества влияет на весь организм.

Говорят, с чувствами у людей может произойти то же самое – одно сильное чувство к одномуединственному человеку может перевернуть всю их жизнь вверх дном. Вот как они с этим живут?

* * *

Когда вхожу в кафе, Ливень уже ждет меня за столиком у окна в самом дальнем углу, глядя в телефон, на лицо от дисплея падает холодный отсвет. Куртку пилота он снял, и теперь на нем серая футболка с принтом, имитирующим разноцветные пятна краски. Такой себе костюм сумасшедшего художника или маляра-гастарбайтера – как посмотреть.

Разглядывая футболку, я успеваю подойти совсем близко, когда Ливень наконец поднимает голову от телефона, вскакивает с места и обнимает меня – крепко, порывисто, как будто мы встретились на берегу океана после кораблекрушения и он уже не надеялся увидеть меня живой.

– Спасибо, что пришла. – Он отодвигает для меня стул, забирает мой рюкзак и пристраивает его в углу. – Понимаю, у тебя, наверное, были планы на вечер… Но это правда очень важно.

От него пахнет дождем и можжевельником – приятный аромат, сдержанный и одновременно легкий, завитки светлых волос, как всегда, беспорядочно разбросаны. Ливня явно смутила наша внезапная близость, даже румянец проступил на щеках, оттеняя свежий синяк на правой скуле и припухшие губы в темных трещинах. Я решаю пока не спрашивать, что с ним случилось.

Несколько секунд мы молчим, он двигает туда-сюда свою чашку, не делая ни глотка, потом спохватывается:

– Тебе принести чего-нибудь?

Я прошу черный кофе – есть мне все еще не хочется. Высыпаю в чашку сахар и наблюдаю, как прозрачные кристаллы тонут в темных глубинах.

– Рассказывай.

– Похоже, Сэйнн, за тобой следят.

Эта новость не производит на меня никакого впечатления и кажется шуткой.

– Кто? – интересуюсь я, отпиваю кофе. – Сицилийская мафия? Коммунисты?

– Нет. Хотя насчет мафии… может быть. – Ливень начинает говорить тише и наклоняется ко мне, так что я тоже невольно склоняюсь в его сторону. – Ко мне вчера подошли двое, когда я возвращался домой из супермаркета. Какие-то громилы с татуированными лицами. Сказали, что знают, что я с тобой знаком, и спрашивали, где тебя можно найти.

– А ты что?