– О, было бы желание. Это не так уж трудно на самом деле – приготовить вкусную еду из самых простых продуктов. Точно так же, как, например, не обязательно иметь полный шкаф дорогой одежды, чтобы выглядеть элегантно, – это дело вкуса. И опыта. А еще стремления сделать что-то хорошо, порадовать кого-то, хотя бы себя. Мне случалось готовить на костре в пустыне, на походной печке в военном лагере, на разбитой плите в разбомбленной школьной столовой. В такой обстановке не очень-то думаешь об изысках, когда любая пища – вопрос выживания, возможность прожить еще один день. Но даже в таком случае, если ты не просто швыряешь кашу на тарелку, а стараешься сделать лучшее из того, что есть, это помогает – и тебе, и тем, кого ты кормишь. Их радость и благодарность тебе возвращаются, получается такой обмен энергией. Поэтому, кстати, я люблю готовить для других, часто угощаю коллег и друзей. Ради этого первым делом эту кухню довел до ума, а остальным даже не знаю, когда займусь…
Все это типичные для лампиридов установки – дари другим добро и красоту, и тебе воздастся. Они этим живут и сходят с ума, если им не о ком заботиться, некого кормить, лечить или спасать. И часто они продолжают делать все это, даже видя, что весь их свет и усилия просто исчезают в черной дыре, которая по природе своей просто не способна ничего вернуть.
За ужином мы не говорим о делах. Асиано расспрашивает Ливня об учебе, и скоро они погружаются в обсуждение искусства Ренессанса и анатомических скетчей Леонардо да Винчи. Я слушаю вполуха. Мне неинтересно, но наблюдать за самой беседой занятно. Особенно за тем, как быстро доктор располагает к себе людей. Впрочем, сущности с одинаковым местом на шкале тьмы всегда притягиваются, а лампириды особенно – они очень социальные существа и в общении подпитываются энергией. А меня продолжает мучить противное чувство того, что я что-то упускаю. Что ключ к пониманию ситуации болтается прямо у меня перед носом на блестящей цепочке, но стоит протянуть руку, и он исчезает.
Когда стол убран, я наконец задаю вопрос, который мучит меня сильнее остальных:
– Как доктор Герцен меня нашла? Как она узнала, что я в клинике?
Я готова услышать самую невероятную историю, но Асиано отвечает просто:
– Я ей позвонил.
Он сразу мрачнеет, будто внутренний свет прячется за пыльным стеклом, за завесой мрака и боли… Но не гаснет.
– Зачем? – удивляюсь я.
– Как зачем? Я узнал тебя, Сэйнн. Не мог не узнать. Сара много о тебе рассказывала, и я знал, что ты еще в городе. Так что, когда я увидел запись в журнале, а потом печать у тебя за запястье и то, что после такого случая на тебе всего пара царапин, я сразу понял, кто ты и что произошло нечто необычное. Не то чтобы дискорды никогда не попадали в больницу, но такая рассеянность вам несвойственна. Тогда я позвонил Саре. Она сказала, что сейчас же приедет, чтобы поговорить с тобой. Моя смена уже закончилась, но я решил дождаться ее. Когда через пару часов она не приехала и не позвонила, я попробовал с ней связаться, но безуспешно. Тогда я еще раз навестил тебя, убедился, что ты в порядке, потом вышел в приемный покой и снова позвонил Саре. И услышал ее телефон где-то поблизости. Я пошел на звук и на одной из каталок нашел ее плащ, точнее, остатки плаща, так как его разрезали ножницами, и телефон в кармане. Все в крови. К тому времени Сара уже была в операционной, и мне сказали, что ее доставили из супермаркета, где она пыталась перерезать себе горло осколком винной бутылки. Я почти не отходил от нее, но я не спал уже вторые сутки, поэтому поздно ночью все-таки отключился, прямо в соседней палате. А когда проснулся, обнаружил, что Сара исчезла. Ее нашли рядом с твоей палатой, в коридоре у двери, без сознания. Мы пытались ее спасти, но уже ничего не помогало. А тем временем ты ушла, ведь еще накануне я разрешил тебя отпустить, если не будет осложнений. Потом я получил письмо от нотариуса, нашел тебя, попросил приехать… Дальше ты знаешь.
Рассказывая это, он становится все более усталым, и даже его быстрая, полная экспрессии речь замедляется, будто слова даются ему с трудом. Я тем временем составляю в голове кусочки пазла, проверяя, каких деталей не хватает.
– Вы думаете, что она тоже встретилась с проводниками тьмы? – спрашиваю я.
– Я не думаю, я сам их видел. Я достал записи с камер в супермаркете, Сара была там, когда я ей звонил. На какой-то мужчина в кепке, так что не видно лица, подходит к ней, касается ее руки, что-то спрашивает – наверное, как найти какой-то продукт или что-то такое. А потом… Знаешь, Сэйнн, я видел всякое, и на войне, и в мирное время, но чтобы такой прекрасный и светлый человек так стремился себя уничтожить – впервые…
Я собираюсь попросить его показать запись, но вдруг понимаю, что не хочу это видеть. Я хочу запомнить Герцен такой, какой знала ее всегда – спокойной, доброй, элегантной. А не сумасшедшей, которая вдруг бьет бутылки в супермаркете, как законченная алкоголичка.
– Она… была пьяна?