Сияние твоего сердца

Неожиданный личный вопрос – хороший метод, когда нужно не столько получить ответ, сколько выбить у собеседника почву из-под ног, чтобы, пока он будет собираться с мыслями, найти брешь в его защите. Мне нет никакого дела до личной жизни Асиано, просто я почему-то уверена, что он утаил от меня что-то важное.

А он стряхивает столбик пепла в жестянку от Lindt [27] и отвечает просто:

– Был, конечно.

– Но?..

– Но недолгий. Мы слишком не совпадали в быту и вообще во многом. Она любила все делать по правилам, а я легко нарушаю правила, если вижу в этом смысл. Она хотела тихую, размеренную жизнь, а мне все время нужно куда-нибудь бежать, ехать, спасать кого-нибудь – я так чувствую себя живым, как акула, которой все время нужно плавать. И еще много чего по мелочи. Так что, когда страсть утихла, мы еще немного помучились и разошлись. К счастью, оба были уже достаточно взрослыми, чтобы не делать из этого трагедию. Мы остались друзьями и коллегами, хотя виделись редко – разные сферы, разные интересы… Но иногда встречались, делились новостями, я помогал ей, а она мне. Я знал, чем она занималась помимо основной работы, но не хотел в это ввязываться – мне хватает своих рисков… Но это была ее последняя просьба – приглядывать за тобой. И я согласился. Знаю, для тебя это пустой звук, но она любила тебя, Сэйнн.

Его голос теряет нотки иронии и становится каким-то горьким – как будто у звуков бывает вкус. Я чувствую себя неуютно – я не знаю, как реагировать на слишком тонкие человеческие чувства.

– Наверное, это тот самый момент, когда я должна сказать «Соболезную вашей утрате»? Черт, простите, я никогда его не угадываю…

Он смотрит на меня, и горечь наполняет взгляд – не ядовитая, а какая-то терпкая, густая, как крепкий кофейный экстракт, и даже у меня от этого взгляда сердце сбивается с ритма.

– Нет, не должна, – отвечает он. – Никогда не говори этих слов, если тебе на самом деле не жаль. Если ты скажешь их неискренне, станет только хуже. Честное равнодушие лучше, чем фальшивое сочувствие, правда.

– Да? Почему тогда все так цепляются за них, за эти слова? Почему отправляют все эти дурацкие открытки с соболезнованиями, которые на самом деле никому не нужны?

– Потому что, когда люди сталкиваются с горем, они чувствуют растерянность. Им кажется, что надо что-нибудь сделать или сказать – что угодно. Это создает иллюзию контроля, так меньше ощущаешь свое бессилие и бесполезность. – Асиано делает паузу, медленно выдыхая сквозь губы. Дым рассеивается, но его лицо остается все таким же бледным. Он на секунду прикрывает глаза, потом они снова вспыхивают любопытством. – Но тебе ведь и эти чувства незнакомы, правда?

На секунду я снова вспоминаю свое детство. О, чувство бессилия мне знакомо. Но именно оно тогда подсказало мне, что нужно вести себя по-другому, быть похожей на других хотя бы с виду. Затаиться, чтобы выжить.

– Это Герцен рассказала вам о нас? О дискордах?

– Не совсем. Точнее, от нее я узнал подробности, но истории о вас я слышал и раньше.

– И не хотели стать ментором? Вам же нравится помогать другим, вы же доктор…

Он снова смеется – и снова что-то ускользает от моего внимания, зыбкое, как дым.

– Все, уговорила. Пошли есть.

В коридоре я наталкиваюсь на сонного Ливня, без футболки и босиком бредущего в ванную, он смешно прикрывается руками, как будто его застали совсем голым. Вскоре мы все вместе садимся за стол. Теперь я почти уверена, что Асиано владеет какой-то магией – если богам в их небесной обители не подают по утрам такую фриттату, то я вообще не знаю, на чем держится этот мир.

– Сэйнн, не убивай его, если что, – бормочет Ливень, запихивая в рот еще один кусок запеканки. – Он хорошо готовит, он может быть нам полезен.

– Подумаю, – серьезно обещаю я.

* * *

– Что изменится, когда мне введут эликсир? – спросила я у Герцен перед самым первым Ритуалом. – Я потеряю свою силу?

– Нет. Ты по-прежнему сможешь причинять людям вред, используя свою тьму. Но ты будешь относиться к ней по-другому. Почти как человек.

– Как это – почти? Я не понимаю.

Мы сидели с ней на террасе маленького кафе и ели мороженое. Мне как раз принесли что-то невообразимо прекрасное – высокий стакан, полный ванильных шариков с ломтиками дыни и свежей клубники. Хотя кафе находилось почти в центре Рима, туристов здесь не было – судя по всему, мало кто, кроме местных, знал о нем. Было так хорошо сидеть здесь, никуда не спешить и наслаждаться вкусным десертом. Я смутно понимала, что могу это делать только потому, что я чем-то опасна. Но главная суть самой сделки пока от меня ускользала, и это тревожило.

– Ты научишься смотреть на то, что делаешь, глазами других людей и понимать, что можешь причинить им боль. – Герцен отпила кофе, поставила маленькую изящную чашку обратно на блюдце. Белая керамика была почти такого же оттенка, как ее гладкая, сияющая кожа. – Ты начнешь понимать, когда агрессия излишня, а когда оправданна, потому что тебе необходимо постоять за себя или за кого-то еще. В основном люди так и поступают.