Сила обстоятельств: Мемуары

Indian summer[32]. С тяжелым сердцем шагала я вокруг пруда, ослепленная красотой пышной листвы — золотисто-красной, золотисто-зеленой, ярко-желтой, медной и огненной, не веря ни в прошлое, ни в будущее. Внезапно очнувшись, я падала на траву: «Все кончено, почему?» Моя скорбь была сродни детской, потому что, как дети, я сталкивалась с необъяснимым.

На короткое время мы вернулись в Чикаго. Для приличия наш последний день мы провели на скачках: Олгрен проиграл все свои наличные деньги. Чтобы поужинать, он позвонил другу, тот оставался с нами, пока мы не сели в такси до аэропорта. Олгрен не выглядел обеспокоенным. Чикаго мерцал под тонкой серой пеленой дождя, никогда город не казался мне столь прекрасным. Шагая, словно лунатик, между двумя мужчинами, я думала: «Никогда я больше не увижу этого города. Никогда…» И опять глотала в самолете белладенал, не находя сна, с застрявшим в горле криком, так и не вырвавшимся наружу.

* * *

На Сартра по-прежнему в изобилии сыпались оскорбления. Некий Робишон заявил в газете «Либерте де л'эспри», что следует освободить от пагубного влияния Сартра молодежь, на которую, впрочем, говорил он, не смущаясь, на одном дыхании, тот не оказывает уже никакого влияния. «Надо ли сжечь Сартра?» — с иронией вопрошала «Комба», где у нас сохранились кое-какие друзья. В «Тан модерн» Сартр опубликовал большие отрывки из своей работы о Жене, они вызвали интерес. Но вместе с тем и большой скандал!

Годом раньше в связи с «Высоким надзором» Мориак признал талант Жене и тем не менее написал в «Фигаро» яростную статью по поводу «экскрементализма». С другой стороны, друзья удивлялись, что «Тан модерн» не посвятил пока корейской войне ни одной статьи. «Обсерватёр» сожалел, что журнал не интересуют более текущие события. Мерло-Понти, практически руководившего журналом, корейская война склонила к аполитичности. «Говорят пушки, нам остается только молчать», — сказал он нам.

Подтверждалась вторая гипотеза Сартра: американцы потихоньку оккупировали Францию. Они помогали де Латру, терпевшему серьезные неудачи в Индокитае, стабилизировать обстановку. В обмен Плевен публично согласился с перевооружением Германии и созданием во Франции американских баз. Когда в январе в Париже обосновался Эйзенхауэр, коммунисты безуспешно устраивали манифестации: Франция принимала идею Европы, поддерживаемой Соединенными Штатами, и готова была сражаться за них.

Много было разговоров об угрозе русской оккупации. Трумэн объявил чрезвычайное положение. В случае войны Красная армия быстро захватила бы Европу вплоть до Бреста, и что тогда? «Что касается меня, — сказала нам Франсина Камю, когда мы вместе выходили после концерта, организованного коммунистами, где исполнялись народные танцы Бартока, — то в тот день, когда русские войдут в Париж, я убью себя и обоих своих детей». В одном из классов какого-то лицея подростки, напуганные пророчествами взрослых, заключили договор о коллективном самоубийстве в случае красной оккупации.