Сильмариллион

Говорится, что в ту пору Улмо явился в Валинор из глубин океана и обратился к Валар, и поведал им о бедствиях эльфов, и призвал Владык простить эльдар и спасти их от всеподчиняющей власти Моргота и отвоевать Сильмарили, ибо в них одних жил ныне свет тех Благословенных Дней, когда Два Древа еще сияли в Валиноре. Но не смягчился Манвэ; да и какое предание поведает о сокровенных помыслах его сердца? Мудрые говорят, что в ту пору не пробил еще час и что одному только – тому, кто сам станет просить за эльфов и людей, умоляя простить их преступления и явить сострадание к их горестям, дано было повлиять на решения Властей; а клятву Феанора, возможно, не мог отменить даже Манвэ, пока не исполнится она до конца и сыновья Феанора не откажутся от Сильмарилей, права на которые отстаивали столь безжалостно. Ибо свет, заключенный в Сильмарилях, создали сами Валар.

В ту пору Туор ощутил, что подкрадывается к нему старость, а тоска по безбрежному Морю с каждым днем все сильнее овладевала его сердцем. Потому выстроил он могучий корабль, и назвал его «Эаррамэ», что означает «Крыло Моря», и вместе с Идрилью Келебриндал отплыл на Запад, держа курс на заходящее солнце, и более не говорится о них ни слова ни в преданиях, ни в песнях. Но песни, сложенные в последующие дни, гласят, будто Туор единственным среди смертных причислен был к старшему народу и стал одним из нолдор, к коим стремился сердцем; и судьба его разошлась с судьбою людей.

Глава 24

О плавании Эарендиля и войне гнева

Сияющий Эарендиль правил в ту пору народом, жившим близ устьев Сириона; он взял в жены прекрасную Эльвинг, и она родила ему Эльронда и Эльроса – их называют Полуэльфами. Но не ведал Эарендиль покоя, и плавания вдоль берегов Ближних земель не могли утишить его мятущуюся душу. Два замысла с каждым днем все сильнее подчиняли себе его сердце, переплетаясь воедино в тоске по безбрежному Морю: мечтал Эарендиль уплыть в необозримую даль на поиски Туора и Идрили, которые так и не возвратились, и надеялся, что, возможно, удастся ему достичь последнего брега и, прежде чем истечет отмеренный ему срок, доставить Валар Запада послание эльфов и людей и пробудить в сердцах их сострадание к горестям Средиземья.

Узы крепкой дружбы связывали Эарендиля и Кирдана Корабела, поселившегося на острове Балар с теми из своих подданных, которым удалось спастись при разграблении гаваней Бритомбара и Эглареста. С помощью Кирдана Эарендиль отстроил «Вингилот», «Пенный Цветок», прекраснейший из кораблей, прославленных в песнях: весла его покрывала позолота, на корпус пошла белоснежная древесина из березовых рощ Нимбретиля, а паруса сияли серебряным светом луны. В «Лэ об Эарендиле» многое рассказывается о странствиях его в бескрайних просторах океана и в неведомых землях; немало повидал он морей и островов; но Эльвинг с ним не было – она осталась грустить близ устьев Сириона.

В тот раз Эарендиль не отыскал ни Туора, ни Идрили, и так и не добрался до берегов Валинора: борясь со встречными ветрами, не сумел он пробиться сквозь мрак и одолеть колдовские чары; и наконец, затосковав по Эльвинг, он повернул к дому, к берегам Белерианда. Сердце велело ему торопиться, ибо Эарендиля охватил вдруг безотчетный страх, рожденный зловещими сновидениями; и ветра, с которыми до того сражался он, теперь, казалось, несли его к берегу недостаточно быстро.

Когда до Маэдроса впервые дошли вести о том, что Эльвинг спаслась от гибели и живет близ устьев Сириона, по-прежнему владея Сильмарилем, он, устыдившись содеянного в Дориате, удержал свою руку. Но со временем осознание неисполненной клятвы вновь стало терзать его и братьев; покинув охотничьи тропы в глуши, они собрались воедино и отправили послания в Гавани – послания с уверениями в дружбе, в которых, однако, звучали жесткие требования. Но Эльвинг и народ Сириона отказались уступить Сильмариль, который отвоевал Берен и носила Лутиэн, ради которого жестоко убит был прекрасный Диор – отказались, тем более что правитель их Эарендиль все еще плавал по морям. Мнилось тамошним жителям, будто в Сильмариле заключена исцеляющая, благодатная сила, что снизошла на дома их и корабли. Вот так случилось, что эльф вновь поднял меч на эльфа в последней, самой жестокой из братоубийственных битв: то было третье великое злодеяние, порожденное проклятой клятвой.