Сильнее боли

– Иди-ка ты домой, голуба. Все равно короткий день сегодня, не будет уже ничего серьезного, а на звонки я и сама отвечу. Отдохни хорошенько, а то ты в последние дни сама не своя — то смеешься, то плачешь. И запомни мой совет — плюнь. Не стоят они наших слез.

Галя хотела отказаться от заманчивого предложения, но подумала вдруг: «А какого лешего? Тебя что, на трудовые подвиги тянет? Соглашайся, дура, побудешь с сыном лишних четыре часа». И она, поблагодарив начальницу, выпорхнула в наполненный солнцем и радостью май.

Казалось, настроению теперь опять ничего не мешало подняться до прежней отметки, а то и перепрыгнуть ее — ведь впереди было целых полдня с сыном, отцом и мамой, затем еще день, потом еще… Но черная пыль из души никак не хотела выветриваться. Казалось, что ее становилось все больше и больше, так что дышать стало совсем тяжело, а сердце усиленно забилось в непонятном тревожном предчувствии.

Галя хотела выхватить телефон, но вспомнила, что того нет. Чертыхнувшись, собралась повернуть назад, в офис, чтобы позвонить оттуда, но в голову обрушилась вдруг страшная мысль, что она лишь потеряет время, и тогда станет поздно.

«Что поздно, что? — чуть не закричала вслух Галя. — Что поздно, дура ты такая, дурища! Что ты опять себе надумала?» Но увещевания и призывы к благоразумию не действовали. Она все ускоряла и ускоряла шаг, пока и вовсе не побежала. Теперь она уже была отчего-то уверена: что-то и впрямь случилось. Что-то страшное. И, что ужасней всего, это страшное случилось с ее Костиком.

Едва выскочив из лифта, Галя почувствовала неприятный запах. Ни на что знакомое он не был похож, и это лишь усилило тревогу. «Может быть, газ? — забилось в голове. — Они отравились газом?!» Галя бросилась к двери и потянулась к кнопке звонка, но тут же отдернула руку. Сколько раз она читала, что именно дверной звонок становился причиной взрыва: если квартира заполнена газом, достаточно малейшей искры.

Но ключей от этой двери у нее не было, и Галя замолотила по черному дерматину кулаками.

Из-за двери послышался натужный кашель и шаркающие шаги. Сердце Гали слегка отпустило. Но оно вновь забилось часто-часто, разгоняя по жилам новую порцию тревоги, граничащей с паникой, когда мамин голос — хриплый, незнакомый, больной — произнес с явственным страхом:

– Кто там?..

– Мама, мамочка, это я, открой! — заколотила ладошкой по двери Галя.

– Ты?! — Казалось, мамин страх только усилился, что заставило Галю и вовсе похолодеть. — Где Костик?

– Ч-что?.. — Гале показалось, что она ослышалась. — Какие гости? Я одна. Что с тобой, мама? Почему ты не открываешь? Ну погляди в глазок, я одна.

Она отступила на шаг, чтобы мама смогла ее рассмотреть. Но что же это за дикость? Почему мама стала такой подозрительной? И почему у нее такой странный голос?

– Вижу, что одна, — раздраженно ответила мама и закашлялась. Потом шумно — так, что было слышно через дверь, — с сипением отдышалась и снова спросила: — Где Костик? Куда ты его увела?

Теперь уже Галя точно знала, что не ослышалась. И черный холодный ужас накрыл ее с головой, заставив зажмуриться. Но он же и подхлестнул ее, толкнул к двери, по которой она забарабанила с новой силой:

– Мама! Мама!!! Открой немедленно! Что ты говоришь? Костик у вас!

Щелкнул замок. Дверь приоткрылась совсем чуть-чуть, готовая тут же захлопнуться снова. Чтобы не спровоцировать маму, Галя отошла назад, успокаивающе подняв обе руки.

– Мама, давай поговорим спокойно, — еле сдерживаясь, чтобы снова не завопить, начала она. — Это я, Галя. Видишь? Со мной никого нет. И ответь мне, пожалуйста, что у вас случилось?

– А ты не брызнешь опять этой гадостью? — неуверенно пробормотала мама и все-таки высунула из-за двери голову.

Посмотрев на маму, Галя ахнула. Лицо ее выглядело так, словно на нем молотили горох — багровое, бугристое, с распухшим носом и красными, заплывшими глазами, из которых в два ручья лились слезы.

– М-мама… — промычала Галя и все-таки закричала: — Да что же тут произошло?! Кто это сделал с тобой? И где все-таки Костя?

Мама, видимо, стала приходить в себя. Во всяком случае, она посмотрела на Галю уже без страха. То есть на ее обезображенном лице больше не было необъяснимого страха перед самой Галей, зато медленно стал проступать страх, даже ужас, совсем иного свойства. Словно до нее только начало доходить, что с ней случилось на самом деле.

– Костя? — прохрипела она и снова надсадно закашлялась. — Его увела… ты.

– Мама, впусти меня, — все-таки бросилась к двери Галя и, рывком распахнув ее, ворвалась в прихожую.

* * *

По квартире гулял сквозняк. Все окна были открыты. На диване в общей комнате, закутанный в плед, лежал бледный отец. Глаза его, как и у мамы — воспаленные и безостановочно слезились.