Сильнее боли

– Катя… — прошептал Тарас, не поднимая взгляда. Он боялся. Он снова очень боялся. И ему стало невыносимо стыдно и за этот страх, и за то желание, которое все сильнее и сильнее разгоралось в нем. — Ты… есть. Но ты… такая…

– Что, сильно изменилась? — Катерина подошла к Тарасу и, подняв его голову за подбородок, заглянула в глаза. — Почему ты не смотришь на меня? Я постарела? Подурнела? Стала хуже той, шестнадцать лет назад?

– Ты стала лучше, — выдавил Тарас, не в силах отвести взгляд от янтарных искорок в загадочной болотной глубине Катиных глаз. — А вот я…

– А что ты? Я любила тебя тогда. А разве может любовь пройти бесследно? И разве важно для любви, сколько морщин и седых волосков у любимого? Тот ли у него разрез глаз, не скошен ли подбородок? Висит над ремнем животик или выпирают на груди ребра? Приходится ли вставать на цыпочки или нужно нагибаться, чтобы его поцеловать? Внешность — она, может, и важна. Но только поначалу, чтобы привлечь внимание. Как цветок, чтобы приманить пчелу. Но когда пчела уже села на цветок, она не замечает его красоты. Ей важно теперь — есть ли в цветке нектар и каков его вкус. Ты вкусный, Тарас. В тебе много нектара. Много нерастраченной нежности. В тебе нет обмана, нет подлости…

– Нет подлости?! — не выдержал Тарас. — Но ведь я…

– Не перебивай, — нахмурилась Катерина. — Ты чист. Но ты очень доверчив и наивен. И чуточку слаб. Но слабость — удел всех людей. Они ведь не машины, не роботы. Но у человека есть и сильная сторона. Он меняется. Учится. В том числе — и бороться со слабостями. У тебя получается. Ты уже далеко не тот слабак, что был когда-то. Ты стал сильным. Ты научился любить. Ты уже понял, какая в любви заложена сила?

– Да, — кивнул Тарас. — Но я все равно слаб. Все равно подл. Ты знаешь, чего мне хочется сейчас больше всего?

– Конечно, знаю, — улыбнулась Катерина. — Поцеловать меня.

И она, обхватив Тараса за плечи, жадно прильнула к нему горячими, пахнущими парным молоком губами.

Для Тараса исчезло все, кроме этих губ, кроме податливо гибкого тела, которое уже и он прижимал к себе так, словно хотел, чтобы из двух тел получилось одно — совершенное в своем великолепии, общее в сжигающей двоих страсти, единое в мыслях и желаниях, неразделимое в чувствах.

– Иди ко мне, иди!.. Люби меня, люби!.. — шептала Катерина в те короткие мгновения, когда губы их разделялись для вдоха.

Тарас понял, что сдержаться не сумеет.

– Я иду к тебе, — сказал он, но Катя неожиданно толкнула его в плечо. Затем еще и еще.

– Скоро выходить, — сказала она. — Просыпайся, Тарас.

И он проснулся. Рядом стояла Галя и трясла его за плечо.

25

Сдавая вместе с использованным бельем нераспечатанный пакет, Галя поймала подозрительный взгляд проводницы и лишь тогда поняла, как двусмысленно это смотрится. Но комплексовать она не собиралась, а потому лишь задорно улыбнулась хмурой тетке — дескать, да, мы такие! — и спокойно вернулась к Тарасу. Собирать им было нечего, а ехать оставалось не меньше двадцати минут, поэтому Галя предложила выпить еще кофе. Тарас словно так и не проснулся, хоть и сходил умыться, — был молчаливым и хмурым. От кофе не отказался, кивнул, достал кружки и пошел за кипятком. Но и пока пил, не произнес ни слова — дул только на горячий напиток с непонятным остервенением.

Галя не выдержала.

– Эй, ты чего?

– Ничего, — буркнул Тарас.

И тут Галю кольнуло: да ведь ему же небось новую «программу» во сне вбили! Вероятно, эта догадка так явно проступила на ее лице, что Тарас наконец-то улыбнулся:

– Да все в порядке, не бойся. Из поезда прыгать не собираюсь. И на мирных граждан нападать не буду.

– А на меня? — Сказала и сама не поняла, пошутила или и впрямь подспудно опасалась?

Тарас снова нахмурился. Ответил коротко:

– Нет. — И опять замолчал.

Гале стало не по себе. Ей и так-то, пока Тарас спал, чего только в голову не приходило: и то, что глупость она совершает, рванувшись непонятно куда и зачем, и то, что Костик может из-за ее дурости сиротой остаться, и вообще… В это «вообще» входило многое. В первую очередь странные события, ворвавшиеся в ее тихую, спокойную жизнь. А еще… Не стоит лукавить перед собой — ее спокойствие нарушило не только это. Появился Тарас. И те чувства, которых боялась Галя и гнала от себя, не обращали на ее жалкие потуги никакого внимания. Они росли и крепли, влезали теплыми мягкими пальчиками в душу и сердце, а потом — раз! — и уже вся рука там, а вскоре и места уже свободного не осталось — всё эти самые чувства заняли. Любовь? Нет, не любила она этого слова, хоть и нелепица вроде от такого сочетания получалась, тавтология. Разве можно любить или не любить любовь? Если уж она приходит, то никого не спрашивает. На то она и любовь, чтобы командовать: любить или не любить.

В общем, Галя совсем в себе запуталась, а оттого окончательно расстроилась. А тут еще Тарас таким угрюмым проснулся. Просто не выспался или все-таки что-то случилось с ним во сне? На всякий случай придется за ним все же присматривать. Тем более, что-то еще показалось ей странным в Тарасе, но что именно, она пока не могла понять.