Сейчас, когда ничто не мешало думать, Тарас попробовал точно сформулировать свою цель. «Убить колдуна» — звучало смешно и наивно. Какой из него убийца? Как и чем он собирается убивать? Да если бы даже было чем — смог бы он поднять оружие на человека? Но пусть бы даже смог, разве допустит дядя Матвей, чтобы его вот так взяли и убили? Тем более, он их наверняка поджидает. Опять же — для чего? Чтобы убить? Из-за какой-то мести? Может, он, Тарас, все это выдумал, нафантазировал? Может, совсем иная причина у их с Галей неприятностей? Впрочем, он тут же отогнал от себя эти сомнения. Отец. На даче был отец. Он — связующее звено между Тарасом и дядей Матвеем. Пусть он и повел себя не так, как ожидал Тарас, не убивать их стал, а наоборот, защитил, но какая разница? Только отец мог знать о замыслах двоюродного брата. Только он мог взять огненный меч и пойти на битву с колдуном — таким огромным, страшным, черным, с таким же огненным мечом в руке… Как же не терпится колдуну дотянуться этим мечом до Тараса! Вот он прыгает к нему, развевается черный плащ, торжествующий оскал над окровавленной бородой похож на волчий… Да и глаза тоже волчьи, желтые, прожигающие насквозь ненавистью. Взмах меча. Ноги Тараса приросли к земле, а язык — к нёбу. Ни закричать, ни отпрыгнуть! Да и нельзя никуда прыгать — сзади Галя и Костик. Нужно принять удар на себя. Тарас зажмуривается и…
…получает удар по лбу. Голова сорвалась с ладоней и приложилась лбом об столик. Тарас потряс ею, прогоняя сонную одурь, и погладил лоб. А еще призадумался.
Хорошо было рассуждать, что спать нельзя. Но осуществить это на практике оказалось сложнее. Сказывалась и прошлая полубессонная ночь. А самое плохое, даже если он сумеет себя перебороть, — как он сможет в таком состоянии хоть что-то противопоставить дяде Матвею? На что он рассчитывает?
Собственно, а почему он вбил в свою ушибленную голову, что спать нельзя? Потому что им якобы что-то внушат, прикажут сделать что-то такое, что их погубит? Но ведь и он, и Галя сумели какое-то время противиться «установкам» колдуна! Галя не сразу поехала на дачу за Костиком, а Тарас не рванул в деревню дневным поездом. А все почему? Потому что Галя очень любит сына. Она понимала, что может погубить его, если поддастся колдовскому зову немедленно. А Тарас очень любит Галю и не мог уехать, не попрощавшись с ней. Так что же выходит? Любовь может спасти их? Получается, что да. Оказывается, любовь и впрямь сильнее всего на свете.
Тарас зажмурился и помотал головой: эх, если бы и Галя любила его!.. Тогда бы им никто был не страшен. Но даже и так… Пусть у них есть только его любовь к Гале, но ведь есть же! Это как тот самый огненный меч из сна. А может, и посильнее. Наверняка посильнее.
Получается, можно спокойно спать? Даже нужно спать, сообразил вдруг Тарас. Ведь если им внушат новые «планы действий», они по крайней мере будут знать, что хочет от них враг, что он от них ждет в ближайшее время!
Тарас уже поднялся, чтобы сложить столик, застелить постель и лечь, но вспомнил вдруг о странном пассажире в галстуке. Если он действительно здесь для того, чтобы убить их с Галей, то он непременно воспользуется тем, что оба заснули. Возможно, Галя права, и у него, Тараса, начинается паранойя. Ну, а если нет? Если он все-таки прав? Рисковать собой — еще куда ни шло, но рисковать Галей — невозможно!
И Тарас, скрипнув зубами, решил терпеть. Хотя бы до утра. Около семи он разбудит Галю, и ему останется еще несколько часов до прибытия в пункт назначения. За это время вполне можно выспаться. Да и убийца вряд ли посмеет действовать на глазах у пассажиров, при дневном свете.
Приняв такое решение, Тарас снова достал кружку и пошел к титану набирать воду для кофе.
Он пил кофе еще трижды, выкурил столько сигарет, что в другое время хватило бы ему на неделю, — благо что они кончились, не то получил бы с непривычки никотиновое отравление. И все равно, стоило сесть и задуматься, как голова тут же стукалась то о стекло, то о стену, то падала на столик, словно в нее запихали чугунную гирю.
И все-таки в семь утра Тарас не стал будить Галю. Не разбудил и в восемь. Не поднималась у него рука — так сладко спала любимая, безмятежно улыбаясь во сне. «Интересно, что ей сейчас снится? — думал Тарас. — Или кто?» Впрочем, на последний вопрос он не хотел бы узнать ответа ни за какие деньги.
Галя проснулась сама около половины девятого. Свесила голову, шепнула:
– Не спишь?
Тарас посмотрел на нее и не смог ничего ответить — такой вдруг сладкий и горячий ком прыгнул к горлу. И хоть он почти не различал лицо любимой — очки давно снял, чтобы удобней было тереть глаза, — сразу почувствовал в ее взгляде тревогу.
– Ой, на кого ты похож, — охнула Галя. — Глаза-то, глаза… Краснющие!.. А ну, полезай наверх, теперь я буду тебя сторожить!
Она быстро спрыгнула с полки и встала перед Тарасом, показывая всем видом, что спор с ней невозможен. Но у Тараса все равно не было сил спорить. Да он, собственно, и не собирался. Пробормотал только:
– Приглядывай за тем… — и полез наверх.