В феврале 1892 года Коган пишет Короленко: «Спасибо за такое сочувствие ко мне. Вы мне доставили много хороших моментов, которые нельзя забыть». И просит у русского писателя разрешения посвятить ему повесть: «Я только Вам обязан появлению её в свет, да Вы же и внушили мне мысль написать её». В то же время Нохум озаботился публикацией очерка. При этом он ориентировался исключительно на общерусские издания, видя свою первостепенную задачу ознакомить с очерком самую широкую российскую читательскую аудиторию.
«Какой же русский журнал, – рассуждал Коган в письме Короленко, – согласится в это время дать место еврейским рассказам?.. “Русская мысль” если и поместит мой рассказ, то только благодаря Вашему вмешательству; сам же журнал в последнее время, по-моему, уж очень “умеренно” либеральничает, поскольку это не вредит репутации либерального органа и не раздражает известных сфер. В “Вестнике Европы” я, по крайней мере, не встречал еврейского рассказа, а остальные журналы тем менее согласятся “ожидоветь”». Первая попытка опубликовать текст и впрямь оказалась неудачной: владелец журнала «Русская мысль» Вукол Лавров (1852-1912) с формулировкой «подождать, пока обстоятельства изменятся», отказался его принять. Коган, у которого «все надежды на кусок хлеба, кровь и жизнь» были связаны с этим рассказом, впал в уныние. «Да ведь это идиотство! – сетовал он. – Как будто это дело недель и месяцев! Да чем он [Лавров – Л.Б.] рискует? И это наша литература с борьбой, с “тенденциями”, за которые “Русская мысль” так стоит!»
Но, по счастью, из журнала «Вестник Европы» пришло, наконец, утешительное известие. Редактор Михаил Стасюлевич (1826-1911) писал Короленко в июне 1892 года: «Я… нахожу рассказ прекрасным… Итак, без дальних слов, шлю Вам утвердительный ответ, а в таком случае и признательность за то, что Вы дали рассказу coup de maitre (удар мастера), и это весьма приподняло его».
Не обошлось, впрочем, без компромиссов. Предложенное Короленко заглавие «В еврейском местечке» редакция заменила на безлично-нейтральное «В глухом местечке». Настояли и на характерном русском псевдониме – Наумов (ведали ли, что под этим именем Коган ранее уже выступал в печати?), причём автора предупредили, что в случае если он будет настаивать на своём, рукопись ему возвратят обратно.
Выступление Когана в печати было тем более своевременно, что в 1890 году тем же Вла димиром Соловьёвым был орга низован протест писателей и общественных деятелей против «систематических и постоянно возрастающих нападений и оскорблений, которыми подвергается еврейство в русской печати». Этот протест, под которым подписался и Короленко, не был пропущен цензурой в России и появился только за границей.
Повесть «В глухом местечке» была принята «на ура». В том, что текст «обнаруживает бесспорный талант и читается с большим интересом», а автор проявляет при этом «редкую наблюдательность», «близкое знакомство с изображённым бытом», «глубокое понимание еврейской жизни», сошлись и Семён Герцо-Виноградский (1844-1903) из «Одесских новостей» [1892, 18 (30) ноября], и безымянный критик «Недельной хроники Восхода» (1892, 15 ноября), и скрывшийся под псевдонимом «Ъ» обозреватель журнала «Семья», и маститые Александр Скабичевский (1838-1911) и Николай Михайловский, а также рецензент «Новостей и биржевой газеты» (1892, 19 ноября). Как отмечала газета «Недельная хроника Восхода» (1894, № 3-4), «к автору посыпались поздравления, выражения сочувствия, приглашения сотрудничать; в нём увидели восходящую беллетристическую силу, довольно цельную и многообещающую». Да и сам Короленко поспешил поздравить виновника торжества. «Вы выступили так удачно, – писал он Когану в ноябре 1892 года. – Я понимаю, что у Вас теперь праздник, и даже завидую немного первой свежести Ваших ощущений. Но помните, голубчик Наум Львович, что за праздником идут будни, идёт новая работа с её трудностями и огорчениями, может быть, неудачами и т. д.».