Силуэты. Еврейские писатели в России XIX – начала XX в.

Каким же критериям, по мнению Короленко, должна соответствовать народная литература и отвечает ли им текст Когана? «Что касается Вашего вопроса – должно ли издавать рассказ для народа и будет ли он читаться, – развивает свою мысль Короленко, – то я выработал себе взгляд совершенно определённый. Всё хорошее – для народа годится. Пора давно бросить этот предрассудок и не кормить народ умственной мякиной сюсюкающей и шепеляющей морали, детскими побасенками о добрых и злых мужичках, о погибельности города и о преимуществах деревни, даже и в том случае, когда в оной придётся пухнуть от голода… Пойдёт ли повесть сразу и бойко – не знаю… Но это будет ценный вклад в народную литературу, – это несомненно. А мне кажется, что это главное. Думаю, что повесть найдёт свою публику, сначала, может быть, не в деревне, а в городе. Но ведь это не важно».

Хотя Коган апеллировал в первую голову к читателю-нееврею, которому пытался внушить «чувства добрые» к своему народу, он, однако же, дал согласие на публикацию текста под эгидой редакции еврейского журнала «Восход». А вскоре получил и письмо от его редактора Адольфа Ландау (1842-1902), где оговаривались условия издания книги, в том числе размер гонорара: «Мы завтра же отправляем рассказ в цензуру и немедленно по получении его оттуда приступим к его набору».

Но увидеть книгу напечатанной отдельным изданием Когану так и не привелось. Тяжелейшая болезнь всё прогрессировала, и доктора присоветовали срочно поменять климат и переехать из Ялты в Волынские леса. Смерть настигла его по дороге в Гомель. Было ему 29 полных лет от роду. Похороны на старом Екатеринославском еврейском кладбище были торжественными. С поминальными речами выступали многие знакомые и почитатели усопшего. Особенно яркой была речь присяжного поверенного, основателя Института ораторского красноречия Якова Гуревича (1869-1936), говорившего о значении творчества Когана для российского еврейства. И глубоко символично, что похоронили его рядом с могилой другого печальника своего народа, юриста и историка еврейства Ильи Оршанского (1836-1875), тоже умершего в 29 лет.

Трагическая судьба Когана усилила интерес к его произведению. В 1893 году в Петербурге, в типографии Адольфа Ландау повесть его увидела свет, всё-таки под своим журнальным названием – «В глухом местечке». И практически одновременно издательство «Посредник» (серия «Для интеллигентных читателей», № 49) печатает его текст вместе с эскизом известной русско-еврейской писательницы Рашели Хин «Макарка». Издательский сборник раскрывал типы российских евреев в разных ракурсах: Когана – в черте оседлости, Хин – в Москве. В 1895 году потребовалось новое издание сборника, что безусловно свидетельствует о его популярности.

К десятилетней годовщине со дня смерти Когана появились юбилейные статьи в его честь. Литератор Александр Новиков констатировал: «О повести поговорили много, но недолго… Теперь о повести забыли, и с трудом её можно отыскать или в книжном шкафу библиофила, или в какой-нибудь публичной библиотеке». А вот критик Мирон Рывкин (1869-1915) свидетельствовал: «В настоящее время русское еврейство не знает ещё одного имени, которое было так же близко всем еврейским сердцам, как имя Наумов-Коган. Маленькая книжка, которая связывает это имя с судьбами еврейского народа, сделалась такой же вечной, как и судьбы этого народа, как и самый народ. Пожелаем же, чтобы и эта книжка, ставшая ныне достоянием народа, свято сохранялась из поколения в поколение, пока будет жить неумирающий Израиль».

«Я люблю слушать шаги времени». Рашель Хин

Рашель Мироновна Хин (1863-1928) – незаслуженно забытая крупная российская писательница, драматург, мемуаристка. На рубеже веков она держала модный литературный салон в Москве, ставший местом паломничества культурной интеллигенции Серебряного века. Автор двух сборников повестей и рассказов, Хин печаталась в ведущих отечественных периодических изданиях, её пьесы шли на сцене Малого театра.

Есть в русской культуре знакомые незнакомцы. Многим памятно стихотворение Максимилиана Александровича Волошина (1877-1932) с посвящением «Р. М. Хин»: