«По происхождению своему князь Одоевский стоял во главе всего русского дворянства, — писал Вл. Соллогуб. — Он это знал, но в душе его не было места для кичливости — в душе его было место только для любви». Эти замечательные слова В. Соллогуба — наиболее точная характеристика князя Одоевского. Он был последним представителем одной из старейших ветвей рода Рюриковичей, происходя по прямой линии от князя черниговского Михаила Всеволодовича, замученного в Орде в 1246 году и причтенного к лику святых. А жизнь князя В. Ф. Одоевского — поразительный пример деятельной любви и служения людям. Ему принадлежал почин в устройстве детских приютов, он устраивал школы, лечебницы, общие квартиры для престарелых женщин, основал в 1846 году Общество посещения бедных, которое в разгар своей деятельности помогало 15-ти тысячам бедных семейств. Общество затем присоединили к Императорскому человеколюбивому обществу, а в 1855 году по причинам бюрократического характера Одоевский вынужден был прекратить свои действия. Великий князь Константин Николаевич, желая почтить самоотверженную деятельность князя Одоевского, хотел ходатайствовать о представлении его к награде, но князь Одоевский отклонил ходатайство: «Я не могу избавить себя от мысли, — писал он великому князю, — что, при особой мне награде, в моем лице будет соблазнительный пример человека, который принялся за дело под видом бескорыстия и сродного всякому христианину милосердия, а потом, тем или другим путем, все-таки достиг награды… Быть таким примером противно тем правилам, которых я держался в течение всей моей жизни; дозвольте мне, Ваше Императорское Высочество, вступив на шестой десяток, не изменять им…»
Отец Дмитрия Петровича Ознобишина принадлежал к старинной дворянской фамилии, известной с XIV века. В бытность свою в Астрахани, где он служил директором банка, Ознобишин женился на дочери богатого грека Варваци, оказавшего важные услуги русскому флоту в Чесменском сражении и осыпанного милостями Екатерины, и, может быть, будущий интерес Дмитрия Ознобишина к востоку отчасти объясняется и его происхождением. Впрочем, родителей Ознобишин лишился еще в детском возрасте, дед взял осиротевшего внука в Петербург и передоверил его воспитание своему родственнику.
В 1819 году пятнадцатилетнего Ознобишина увезли в Москву и поместили в Университетский благородный пансион, окончив который он занял должность цензора французских повременных изданий в московском почтамте.
Литературой Ознобишин увлекся еще в годы учения в пансионе, славившемся преподаванием изящной словесности, и первые свои стихотворения опубликовал в 1820 году. Сначала он пишет, подражая Жуковскому, затем вслед за Парни, Батюшковым и молодым Пушкиным обращается к изящной эротической поэзии, переводит стихи из древнегреческой антологии. Переводы вообще удаются ему больше, нежели оригинальные стихотворения, и переводит он много.
В 1823 году Ознобишин входит в кружок Раича и берет на себя обязанности секретаря. Как и Раич, Ознобишин не разделял рьяное увлечение философией московских любомудров: Одоевского, Веневитинова, Кошелева. В противовес философичному «Московскому вестнику» Ознобишин с Раичем выпускают альманах «Северная лира», пытаясь противопоставить аналитичности любомудров поэтичность и «опоэзение» языка, говоря словами Раича. Ознобишин начинает переводить стихотворения восточных авторов, изучает персидский, арабский, санскрит, публикует статьи «О духе поэзии восточных народов», «Изображение санскритской литературы», подписываясь псевдонимом Делибюрадер, — русская транскрипция двух персидских слов, означающих «сердце брата». Увлечение ориенталистикой, однако, отнюдь не заслоняет от него западную литературу. Ознобишин переводил Байрона, Беранже, Гюго, Гейне, Лонгфелло, Кальдерона и многих других. Его знание языков действительно потрясало. Кроме трех восточных языков, он изучил древнегреческий, латинский, немецкий, французский, итальянский, испанский, шведский, в какой-то мере владел он и языками народностей Поволжья, чувашским, мордовским и татарским языками.
Уволившись со службы в 1828 году, он вел весьма непоседливый образ жизни, часто выезжал из своего имения Троицкое в Симбирск, Казань, Смоленск, Москву, Петербург, на Кавказ, исколесил многие иноземные края. Темперамент его сказывался не только в страстном изучении языков и любви к путешествиям. Он усердно помогал П. В. Киреевскому в собирании русского фольклора, был попечителем различных учебных заведений, интересовался земскими делами, публиковал статьи по вопросам землепользования, кустарной промышленности, этнографии, не оставлял и литературных занятий, правда, с 40-х годов сам писал мало и почти исключительно переводил.
«Его чрезмерно сокращенная особа была отменно мила, в маленьком живчике можно было встретить тонкий ум, веселый нрав и доброе сердце», — писал об Алексее Николаевиче Оленине Ф. Ф. Вигель.