Силы и престолы. Новая история Средних веков

Благодаря выгодному географическому положению Любек превратился в оживленный порт, связавший христианские государства Северной Европы с недавно колонизированными территориями вокруг Балтийского моря и позволявший в полной мере использовать коммерческий потенциал региона, богатого деревом, мехами, янтарем и смолой. Честолюбивые устремления местных купцов с годами превратили Любек в самый влиятельный город среди подобных ему городов-государств в окрестностях Балтийского моря (в эту группу входили Данциг, Рига, Берген, Гамбург, Бремен и даже Кельн). К середине XIV в. местные купцы объединились в свободное партнерское предприятие – Ганзейский союз. Купцы Ганзы вели дела на огромных территориях, от Лондона и Брюгге на западе до Новгорода на востоке – во всех уголках этого обширного торгового региона можно было найти ганзейских агентов, продвигающих интересы своего торгового блока. Их коллективная коммерческая власть ограждала их от политического влияния извне, и они, так же как итальянцы, были готовы защищать свои деловые интересы любыми способами, вплоть до вступления в войну (как показала война с Данией в 1360-х и 1370-х гг.). В конце XIV в. Ганзейскому союзу немало досаждала свирепая банда пиратов, называвших себя виталийскими братьями и разорявших набегами ганзейские порты. У них был девиз: «Друзья Господа, враги всего мира». Однако в конце концов от братьев удалось избавиться, а в XV в. Ганзейский союз стал достаточно богатым и могущественным, чтобы вмешиваться в дела других государств, как это было в 1460-х и 1470-х гг., когда стычки с местными английскими купцами втянули Ганзу в Войну Алой и Белой розы.

По мере роста Ганзейского союза и укрепления гегемонии итальянских городов-государств в Средиземноморье класс купцов начал играть на Западе все более заметную роль. И если в античные времена торговля не считалась благородным занятием, то в позднем Средневековье богатство и повсеместная распространенность купцов постепенно принесли им уважение общества. Иногда бизнес неожиданно открывал равные карьерные возможности: в Париже в начале XIV в. самую успешную торговлю полотном вели две женщины, Жанна Фуасьер и Эрембур де Мустерёль. Кроме того, бизнес открывал дорогу к статусу. В Италии уже в XIII в. купеческие семьи получили возможность пробиться в аристократическое общество, устраивая браки своих детей с отпрысками принцев и других вельмож. Нередко купцы так успешно осваивались в рядах знати, что сами начинали вести себя как дворяне. В Венеции немало купеческих семей пришли к власти как раз благодаря тому, что в этом городе деловые качества всегда ценились выше знатной родословной. Однако в XIV в. богатые семьи, возглавившие венецианское правительство, приняли ряд законов, запрещавших незнатным династиям участвовать в дальней морской торговле, что фактически закрывало для них наиболее прибыльный сектор венецианской экономики и одновременно резко ограничивало социальную мобильность[702]

.

Тем временем в Англии, где итальянские купцы участвовали в финансировании первых кампаний Столетней войны, богатые держали в руках рычаги власти наравне с высокородными. В течение века крупные торговцы из Лондона и Йорка играли заметную роль в управлении военными финансами, при этом нередко принимая на себя значительный личный риск. В 1340-х гг. сэр Джон Палтни, изначально торговец шерстью и вином, а позднее ростовщик, регулярно ссужал короне немалые суммы денег на услуги, обозначенные в документах как «тайные дела короля». Одновременно ему как государственному служащему поручалось проводить аудит счетов итальянских банкиров, заседать в судебных комиссиях, обеспечивать сбор войск и следить за состоянием оборонительных укреплений Лондона. В течение года он служил мэром Лондона. Попутно Палтни собрал солидный портфель недвижимости, в который входили великолепный особняк на берегу Темзы под названием Колдхарбор (позднее там жил сын Эдуарда III, Черный принц) и превосходная укрепленная загородная усадьба Пенсхерст-плейс в Кенте, где и сегодня еще сохранился потрясающий средневековый большой зал с потолочными балками из каштана, которые ставил сам Палтни. Вся эта роскошь имела не только денежную, но и политическую цену. Когда в начале 1340-х гг. военная фортуна ненадолго отвернулась от короля, виновным объявили Палтни – его арестовали и бросили в тюрьму в замке Сомертон в Линкольншире, где он просидел два года[703].