Символика еды в мировой литературе

Теперь что касается рыбы тюрбо под густым соусом, совершенно ей не свойственным. Тюрбо – это крупная, сильная, пресноватая рыба, которая, конечно, олицетворяет тут Левина, а Левин под густым соусом типа майонеза – это Левин в не свойственной ему среде. Потому что вообще-то эту рыбу надо подавать даже без соуса, ее надо подавать под прованским маслом или сбрызнув лимоном (под чем-нибудь очень простым), она густого соуса не выносит. И это тот слишком густой соус, который наложен на Левина в чуждом ему обществе. Я боюсь, что только Гармаш хорошо по-настоящему сыграл все эти эпизоды. Потому что видно, до какой степени этот Левин с его лопатообразной бородой неловок, неумел, он хорошо себя чувствует только на катке. Все остальное время ему очень некомфортно. И рыба тюрбо под майонезом, рыба достаточно дорогая и изысканная, но при этом крупная и широкая, – это как раз и есть Левин. Простой аристократ, аристократ-мужик.

А увенчивается вся эта история салатом «Маседуан», консервированными фруктами – салатом по-македонски, как это называется. Так вводится тема Македонии, тема Балкан и тема войны, на которую поедет потом Вронский.

Вы можете меня спросить: имел ли это Толстой в виду? Толстой имел в виду такое, что нам с вами и не снилось. Я думаю, что расшифровывать и декодировать «Анну Каренину» нам с вами придется очень долго. Он предполагал написать этот роман (сначала как повесть) за две недели. Потом за месяц, потом за два года. В результате ухлопал пять. И он работал над ним не припадками, не запоями, как над «Воскресением» или над «Войной и миром», когда он год не писал, а потом три года писал как сумасшедший. Нет. Здесь все было чрезвычайно равномерно. Он работал над этим романом как резчик над очень драгоценным камнем, над очень хорошим мрамором. И драгоценный получился роман. Тут, конечно, ничего не поделаешь, нам приходится расшифровывать и считывать его чрезвычайно подробно.

Итак, первая функция еды в русской прозе и вообще в классической прозе – это функция символическая, подпирающая сюжет, позволяющая сюжет каким-то образом разъяснить.

Вторая функция, тоже, по-моему, чрезвычайно важная: еда это существеннейший штрих в образе персонажа. Это важная психологическая характеристика. Развращенные русской прозой, особенно прозой советской, мы почему-то все время обращаем внимание на то, как человек работает. А между тем работника-то в русской деревне нанимали, посмотрев, как он ест. Если он хорошо ест, то он и работать будет прилично. Известно, что аппетит к жизни и внимание человека к тому, что он ест, все-таки выдает какой-то вкус, по крайней мере, и наличие правил. Если человеку не все равно, если он не будет есть поднятое с пола, если он не будет есть требуху… Как говорил в свое время Окуджава: «Я человек требовательный. Если чай жидкий, я лучше выпью воды. А если чай – он должен быть хорошо заварен». Так вот и здесь: черта, через которую персонаж раскрывается, – это не профессия и даже не секс, потому что в сексе все ведут себя более или менее одинаково, пусть у нас существует пятьсот сексуальных позиций, но сводятся-то они к одному. И точно так же и с работой. А вот что касается еды, здесь у нас есть серьезное разнообразие. И конечно, самый интересный персонаж здесь это помещик Петух из второго тома «Мертвых душ».

Мне кажется, что второй том «Мертвых душ» написан не хуже, а иногда и лучше первого. Он ненавязчивее, потому что там тоньше все проработано, автор больше доверяет читателю, появляется больше новых прекрасных типажей. Тентетников – это не какой-нибудь гротескный Манилов, а настоящий реалистический персонаж, в котором очень много всего намешано. Это же касается и Улиньки. И вообще, как я уже говорил не раз, во втором томе «Мертвых душ» Гоголь предпринял титаническую попытку написать всю русскую прозу, которая будет после него. Попытку написать тургеневскую девушку. Костанжогло – это, конечно, Левин. Тентетников – Обломов. Муразов – русский положительный персонаж, которого пытался написать и не написал весь русский реализм и даже Серебряный век, идеальный благостный руководитель. Генерал Бетрищев, в котором уже есть черты толстовских генералов и толстовского дядюшки из «Войны и мира». Все это присутствует там.