Синагога и улица

— Я не понимаю! Мои дети меня не спрашивали, с кем им ставить хупу, а я должна их спрашивать?

— Вы ведь старше, — рассмеялся он, дружелюбно глядя на нее. — На детей, которые женились или вышли замуж против родительской воли, нынешний мир смотрит не так косо, как на родителей, ставящих хупу против воли детей. Во всяком случае, вы должны известить их об этом.

Мать написала детям и начала распродавать часть домашней утвари. Когда в городе узнали, что вдова Раппопорт собирается замуж за разведенного раввина из лавки на углу улицы Страшуна и Завальной, это вызвало такой шум, что Басшеве пришлось только удивляться, насколько верно Зеликман все заранее предсказал. Раньше она не могла себе представить, что у нее так много настоящих или мнимых друзей, заинтересованных в ее судьбе. Когда она уже распродала часть мебели и комнаты стояли голые и полупустые, появилась ее свояченица с большой коротко подстриженной головой. Басшева встречалась с семьей Дурмашкиных, только когда ей или им приходили письма от их детей из Парижа. Сейчас же свояченица зашла и сразу же начала с претензии, что, хотя она и не хочет вмешиваться в чужую жизнь, она обязана честно сказать, что разведенный раввин не соответствует статусу и родовитости госпожи Раппопорт. Щеки Басшевы запылали от гнева, и она хотела ответить, что мать Мулика Дурмашкина не должна говорить о родовитости и что ее сын и в Париже остался коммунистом. Так получается, по письмам Асны. Однако Басшева промолчала, как это делал реб Авром-Аба Зеликман. Однажды, когда речь зашла о подобных вещах, он сказал: «Не требуется всегда доказывать другим, что ты прав, достаточно знать это самому».

— Мой покойный муж никого на свете так сильно не уважал, как реб Аврома-Абу Зеликмана. Я бедная вдова и уже немолода. Тем не менее он готов жениться на мне. Главное, чтобы я была его достойна, чтобы я смогла надлежащим образом оценить его ученость и праведность, — говорила госпожа Раппопорт со все возрастающей любезностью, и онемевшая свояченица отступала все дальше к двери.

Купцы, с которых госпожа Раппопорт прежде требовала выплатить то, что они остались должны покойному мужу, и которым потом продавала полотняные мешки, вдруг разглядели, что у нее благородное лицо и высокие виски аристократки. Если бы она только хорошо одевалась, то можно было бы увидеть, что у нее тонкая и стройная фигура, как у девушки. Ее зубы еще блестят белизной. По каждому ее движению видно, что муж сдувал пылинки с того места, где она сидела. Так на что же ей сдался этот занюханный еврей-лавочник? Поскольку Басшева все еще торговала мешками, продавцы и покупатели при каждой встрече говорили ей, что она себя не ценит. На такую женщину в любое время найдутся охотники, серьезные люди, которые не просиживают попусту штаны, наживая геморрой. Торговка вразнос, которая в хорошие времена приносила Басшеве на дом молочные продукты и живых кур, прямо спросила ее: ведь говорят, что первая жена сбежала от него, едва живая; говорят, что разведенный раввин такой нелюдим, что может буквально убить человека своим молчанием, — так что же она к нему набивается? Из гордости и уважения к реб Аврому-Абе Басшева не желала даже отвечать на такое. Но, не будучи в силах выдержать это, она однажды спросила его: откуда у людей такая антипатия к нему?

— Чтобы нравиться людям, надо лебезить перед ними, ведя себя, как они. — Он остановился, засунув по своей привычке ладонь одной руки в рукав другой, немного помолчал и сразу же снова заговорил с глубокой убежденностью: — Именно поэтому нравиться людям не так уж важно для того, кто полагается на Бога. Кроме Владыки мира, он не ждет помощи ни от кого и никому не стремится понравиться, и уж само собой ни на кого не злится из-за того, что его не понимают.

От таких речей он еще больше вырос в глазах Басшевы. И одновременно в ней росло восхищение покойным мужем, который так хорошо понимал этого лавочника. Басшева пришла к выводу, что тот, кто поносит реб Аврома-Абу, поносит и ее мужа, сколько бы они ни расхваливали покойного. Однако, с другой стороны, если ее родной сын и ученик реб Аврома-Абы не понял его, то как она может требовать понимания от чужих простых людей? Будучи в гостях у сына, она должна была упрашивать его, чтобы он написал ребе о своей свадьбе и о том, что он изучает Тору пару часов каждый день. Гавриэл тосковал по всем, кроме ребе. Басшева видела, что реб Авром-Аба это знает, но тем не менее тянет со свадьбой до тех, пор, пока не придет ответ от ее детей, и избегает оставаться с ней наедине при закрытых дверях, потому что это против закона.