Перестав ковырять в зубах, Верховный внимательно прислушивался к обволакивающему речитативу Клещатика. Да и все остальные, честно говоря, поплыли по волнам его голоса… Клавдий сиял: наконец-то он вставит
— Да, это потребует от Синдиката немалых затрат, возможно даже затрат гигантских! — грозно возвышал голос Клещатик и был похож на привставшего на цыпочки дирижера, показывающего
Так-так, подумала я, очень интересно… Предупредить Абрашу, чтоб жена загорала на другой какой-нибудь палубе, не на этой…
— Класс! — воскликнул Панчер, подпрыгнув и высоко закинув ногу на ногу. — Мои поздравления, Ной Рувимыч! Здорово заверчено! Только условие: частью
— Но ведь это мой проект, мой! — вдруг со страшной обидой воскликнул Изя Коваль. — Это была моя идея!
— Дорогой мой, — с мягким нажимом возразил Клещатик, — идеи, как известно, витают в воздухе… Или… или приплывают по воде! — и усмехнулся своему каламбуру.
И дальше он перешел к технической части своего проекта, — а по затратам это уж был всем проектам Проект: подробно разъяснял — каких средств потребует изменение обычного маршрута, ночная пересадка на морской лайнер… и прочие частности, которые я уже не слушала… Выловила только своим писательским скабрезным слухом, что первым теплоходом станет «Илья Муромец», а вторым — «Очарованный странник»… У меня не было причин предполагать в этом какой-то специальный умысел Ноя Рувимыча, я только вообразила себе группу заспанных очарованных странников на верхней палубе, в полном остолбенении рассматривающих купол Бахайского Храма, портовые помойки и улицы утренней Хайфы, петляющие по горе Кармель…
Затем поднялся Клавдий и строго предупредил о сугубой секретности Проекта. Напомнил, что при найме на работу в Синдикат мы подписывали соответствующие бумаги о неразглашении определенной информации. Так вот, настоящий Проект как раз и является таким засекреченным материалом. И если кто-то из нас…
Мы с Яшей опять переглянулись. Все равно, подумала я, Абраше позвонить, нагородить, наврать, дезинформировать…
Между тем в продолжении исторической генеральной
В конференц-зале Клещатик продолжал разъяснять мельчайшие, давно продуманные детали Великого заплыва колен, приводил суммы — дикие, на мой взгляд, но ничуть, похоже, не пугавшие Верховного, который проснулся, порозовел, приободрился и, вероятно, представлял уже свой доклад перед Ежегодной Комиссией жертвователей.
Минут через сорок он поднес к глазам руку с часами, наклонился к Клавдию и что-то тихо сказал. И судя по тому, как оживился Клава, можно было догадаться, что Верховный проголодался, следовательно, мозговой штурм захлебнулся, не начавшись: Верховного увозили обедать.
Тогда встрепенулся Яша, поднялся и сказал Клаве по-русски, не глядя на Верховного:
— Клавдий, я хочу напомнить, что в соседнем зале уже два часа томятся люди, на приезд которых Синдикат потратил хрен знает сколько…
— А,
— Хорошо, — проговорил тот слабым голосом, — я обращусь к ним с горячим словом…
Клавдий метнул на Яшу знакомый взгляд, означающий, что тот должен переводить инструкторам речь высокого начальства.
Тот поднялся, нескрываемо злой, бормоча:
— А сейчас Великий Мастурбатор раздаст народу леденцы…
Синдики цепочкой потянулись за Верховным в зал, где в страшной духоте сидели и ждали выхода к ним высокого начальства пожилые, по большей части, люди…