Синдикат

Неожиданно по правому борту возникла ослепительная витрина очень дорогого магазина ковров; Марина толкнула дверь и затянула меня внутрь.

На полу и на стенах красовались персидские ковры авторской работы — ни одного повторения, каждый тысяч по пять, по семь «зеленых». И как бывает в таких никчемно-роскошных бутиках, — к нам сразу устремились трое предупредительных молодых людей, до той поры в полной нирване блуждающих средь ковров, как юные восточные принцы по дворцу падишаха.

Мы немедленно подхватили «оп-ля!», — Марина предъявила свой бессрочный пропуск в колумбарий Ваганьковского кладбища, молодые люди уставились в него, переглянулись и растерянно посторонились… Мы ринулись в просторы радужного ворса, всячески показывая, что не прочь подыскать штуку-другую вот этих вот, — для своих загородных вилл…

Марина остановилась над стопой волшебных ковров-самолетов, расстеленных на полу, принялась ахать, припадать к ним, как мусульманин в молитвенном трансе, нежно гладить ворс и объяснять мальчикам — сколько тут узелков в узоре, и какая техника, и как достигается такой размытый нежный цвет, — мол, ковры моют в семи водах, — ну, и прочие глупости.

Мальчики тоже опустились на корточки и, стремясь понравиться таким тонким ценителям, стали заворачивать ковры, как блины, один на другой, — чтобы показать расцветку еще одного, и еще одного… и вот, еще того, что под ним… А уж вот этого-то!.. И после каждого такого заворота, когда распахивалась нежно-палевая с бирюзой, или сине-бордовая, с райскими птицами, или кремово-розовая, с алым медальоном, тканая гладь, мы с Мариной долю секунды держали паузу, потом издавали протяжный стон, волнующе-восторженный вопль; то вскакивали и отбегали на шаг-другой, как живописец, оценивающий положенный на холст мазок, то вновь опускались на карачки, как мусульмане на хадже, припадали ладонями к нежной щетинке, к шелковым разводам, охали, томно вздыхали, закатывали глаза, качали головами, помавали руками…

Наши плутовские физиономии профессиональных коверных озарялись все новыми и новыми отсветами райских узоров на павлиньих хвостах…

— Вот, пожалуй, этот — в залу… — говорила мне Марина громким полушепотом…

— Нет, — возражала я горячо, — в залу больше подходит малиновый с колокольцами. А тот, с розовыми фазанами, — в кабинет…

Кажется, если б в момент распростертого нашего восторга один из ковров поднялся вдруг в воздух, унося нас обеих к чертовой матери, мальчики совсем бы не удивились.

В завершение заложив еще один вираж по этому зачарованному царству радужного ворса, в котором, разумеется, никогда ничего не собирались покупать, и самым величавым образом распрощавшись с юнцами, две моложавые дамы — престарелые опытные комедиантки, — отчалили в дальнейший круиз по Тверскому бульвару…

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Ежегодный грандиозный Слет синдиков в этом году начальство собрало в Минске. Это была старая добрая традиция — свезти в какой-нибудь недурственный отель все коллегии из стран бывшего СССР, ухнув на трехдневные бдения, обеды, экскурсии и банкеты страшные, непредставимые деньжищи…

Первое время я, со свойственной мне убогой мелкой хозяйственностью, пыталась выяснить у Яши — зачем Синдикату такие гигантские траты и почему бы не потратить деньги толково, с пользой для дела. Отвлекаясь от какого-нибудь докладчика, который открывал новые, неизвестные мне доселе данные, я снова и снова приставала к нему с идиотскими вопросами:

— Ты слышал? — в странах Азии и Кавказа проживают 50 тысяч имеющих мандат на Восхождение. — Я придвигала к себе калькулятор и — нерадивая ученица Маши! — принималась по нему щелкать… — Все, работающие там синдики, получают за год около полумиллиона зарплаты. Если разделить эту сумму на каждого, проживающего там потенциального восходящего, получим около 10 тыс. долларов на человека. Дайте людям эти деньги, и они немедленно помчатся покупать билеты на самолет. Почему это не делается?

— Неинтересно же, — объяснял мне Яша. — Пропадает элемент игры.

К тому времени я уже привыкла проплывать мимо этих многочасовых заседаний в огромных аудиториях гостиничных комплексов, пропуская мимо ушей отчеты, доклады контролеров, перспективные планы и прочие заморочки, не имеющие к нашей работе в Москве никакого отношения… Обычно мы сидели рядом с Яшей, тихо переписываясь и шепотом обсуждая разные вопросы. Я даже не заглядывала в листочек программы.

— …Погоди, — сказал вдруг Яша, прослеживая взглядом фигуру высокого, седого неприбранного с виду человека, идущего к кафедре. — Знаешь, кто это? Профессор Гедалья Бакст — эколог, демограф…

— Ну, это совсем худо. Все экологи и демографы страшно портят настроение.

— Этот — классный мужик! Он читал у нас на курсе… — и отмахнулся. — Погоди, потом… Сейчас он всем вломит, мало не покажется…