Синдикат

Действительно, профессор Бакст начал свое выступление с места в карьер, сразу же посадив двух предыдущих докладчиков пренебрежительным замечанием о полной их неспособности оценить ситуацию в стране. Говорил он грубости рявкающим тенором, не заботясь о выражениях, неприлично тыча пальцем в зал, попеременно в каждого из начальников:

— …Бедуины покупают себе арабских женщин в Газе, их роды записывают как роды законной бедуинской жены, — она приезжает рожать с документами той, после чего весь обширный клан получает денежное пособие от государства Израиль на всех этих детей! И никто из врачей не удосужится проверить компьютер и убедиться, что некая жена бедуина в этом году родила уже четыре раза! Сядьте и проверьте базы данных в Институте национального страхования! Я проверял, глаза мои лезли на лоб: сотрудники этого института, мои приятели, ухмыляясь, рассказывают, как анекдот, о некоем покойном ныне бедуине, чья разветвленная семья уже без него самого стоит государству Израиль 60 тысяч шекелей ежемесячно!!! А я, осел, плачу из своего кармана налог на эту семейку!

Он выкрикивал, как пророк Исайя, грозные обвинения, предрекая, — как и положено пророку, — скорый апокалипсис. Его интонации, его грубость и почти физически ощущаемая душевная боль так мне кого-то напоминали!..

— За последние два месяца 70 тысяч арабов из окрестных сел, узнав о строительстве защитной стены от террора, мгновенно перебрались в Восточный Иерусалим! Как вам нравится эта демографическая динамика?! А иностранные рабочие?! В Израиле триста тысяч иностранных рабочих, и сейчас уже ясно, что они никуда не уедут! У них уже родились здесь дети, чей родной язык — иврит! Они учатся в гимназии Бялика!!! И главное, все эти дети хотят пить, а воды не становится больше! Можно только представить, что будет через двадцать лет с водой, воздухом, окружающей средой, наконец! С геологическим слоем… впрочем, мне лично уже будет все равно, к тому времени я сам стану геологическим слоем!!!

Черт возьми, думала я, а может, он и есть — Азария? Может, он взял себе это имя, чтобы анонимно высказать все, что думает обо всех этих людях, о стране, о своих соплеменниках? Но — почему все это — мне? Что же я могу? Я-то? Что я могу?!

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

В холле гостиницы «Минск» выступал дуэт: арфистка аккомпанировала певцу — совсем юному мальчику. У него был прекрасный тенор, и это очень шло к его внешности скворца — с острым клювиком, круглыми глазами, медленно закрывающимися пленкой, к белой сорочке на выпуклой грудке. Он пел «Санта Лючию», улыбаясь, поводя клювиком…

…После ужина, заскучав, Яша спустился в бар… Из компании девочек, подкарауливающих клиента, к нему за стол подсела высокая, тонкая, явно за тридцать, женщина. В былые времена он легко шел на подобные приключения, которые часто перерастали в полуприятельские связи… Но здесь, под недреманным оком главы департамента Бдительности, он обязан был хранить кристальную верность делу Восхождения.

Но не мог же он турнуть даму, подсевшую к нему за стол… К тому же черты лица этой, остервенелой на вид, брюнетки, наводили на мысль о возможном у нее наличии мандата на Восхождение… Яша оглянулся и, конечно же, увидел за стойкой бара Эдмона, равнодушно поглядывающего на него сквозь высокий бокал с каким-то безалкогольным коктейлем.

И он разозлился. Заказал даме пятьдесят коньяка. Хрен с ними, скажет потом, что проводил беседу с потенциальным восходящим…

Она, как это ни странно, вела себя довольно вызывающе для курочки, которая хочет залучить петушка… Он все понял, когда, так же вызывающе, она объявила, что сама получеченка, полуосетинка. Подрабатывает здесь. Дома — муж, сын. Дома, конечно, не знают, чем она здесь занимается. Яша поставил ей еще коньяку, и она стала откровеннее.

Яша умел разговаривать с этими птичками просто потому, что никогда не считал их ниже себя, потому, что встречал среди них отличных девок — душевных, надежных, потому, что понимал их, и часто нанимал — позировать. Это было вечное сочувствие художника к полуголодной шлюшке-модели…

Выпив вторую рюмку, она потеплела лицом, глаза оживились… Стала рассказывать: вот так и живет здесь.

— Прямо здесь, в отеле? — спросил Яша.

Да, прямо здесь. Мазу держит милиция. В день она платит милиционеру 50 долларов и за номер в гостинице — 50. Итого, вынь да положь сотню в день. Вот вчера, говорит, был пустой день. Ну, потеряла сотню. А позавчера заработала 300. Минус сотня, двести — чистый заработок. А заработать ей нужно 5 тыщ. Две у нее уже есть.

— Почему именно пять тысяч? — спросил Яша.

— Дом для сына строю, — ответила она. — У нас там примерно эти деньги нужны на дом…