Синдром бесконечной радости

Спорить не имело смысла – зачем дразнить человека, у которого в руке пистолет, мало ли как он отреагирует, и Валерий послушно поднял руки:

– Все-все…

– На пол, – голос на секунду показался Валерию знакомым, и он попытался оглянуться, однако получил удар по ребрам. –  Я же сказал – на пол, и аккуратно!

Выбора не оставалось, пришлось лечь прямо на деревянный пол. Перед глазами появились огромные берцы, их владелец раскачивался с пятки на носок и молчал.

Валерий чувствовал себя дураком – здоровый мужик распластался на досках и ждет непонятно чего. А самое обидное, что Дарина где-то здесь, всего в двух шагах, но он теперь ничем не сможет ей помочь, самому бы в живых остаться.

Его, как щенка, сгребли за шиворот куртки и поволокли по полу, затолкали в одну из дверей, захлопнули ее и замкнули на ключ.

– Остыл? – насмешливо спросил человек, возвышаясь над ним. – Ну, поговорим, что ли? Ты садись, не бойся. Если что, голову тебе прострелить я успею.

Валерий медленно перевернулся, сел и обомлел. На него в упор смотрел человек, которого он ни за что ни с кем не спутал бы.

– Игорь?! – еле вывернул Валерий, не совсем веря глазам. – Ты… откуда… как?!

– Я же тебя не спрашиваю, как ты здесь. Это, кстати, моя территория, братик, и я тебя сюда не приглашал.

– Погоди… как это – твоя территория?

– Многовато вопросов, братик. И не те, что задают родному брату после стольких лет разлуки, так сказать. Больше ничего спросить не хочешь, кроме того, как я здесь оказался?

Игорь потянул ногой табуретку, сел, чуть наклонившись вперед, покрутил в руках пистолет, но так и не убрал его.

Валерий был настолько обескуражен и даже слегка деморализован этой встречей, что никак не мог подобрать слов.

Брат, родной брат… вот как пришлось встретиться…

– Значит, не хочешь ничего спросить… – ухмыльнулся Игорь, и его красивое лицо скривилось, став на мгновение неприятным и отталкивающим. – Ну, все верно…

– Погоди… просто… неожиданно… столько лет… не думал, что вот так увидимся… – пробормотал Зотов.

– А что, братик, думал – буковку в фамилии сменил, забрался куда Макар телят не гонял, и все – ты кум королю и сват министру? – осклабился Игорь. – Думал – порвал с прошлым, отрекся от семьи, брата родного из жизни вычеркнул? А ты хоть раз поинтересовался, гнида манерная, как я вообще выжил там, с этими уродами, которых почему-то называли нашими родителями, а?

– Тебе никто не мешал сделать так, как я. – Валерий прислонился к стене и нервно хрустнул пальцами. – Ты всего на четыре года моложе, а ведешь себя так, словно я тебя грудным младенцем там оставил. Да и что я тебе должен? Я сам добивался, сам рвал жилы, сам, сам – понимаешь?! Я жить хотел, жить – а не выживать! И я все сделал, чтобы так и произошло! И буковку… да, буковку сменил, паспорт поменял, имею право! Да, не Зобов я теперь, а Зотов – что это меняет?

– Все, братик. Это меняет все. Я теперь не считаю себя чем-то тебе обязанным просто по причине того, что ты брат мне. И делать ты будешь ровно то, что я скажу, иначе баба твоя сестру не увидит никогда. А ты, раз уж так любишь ее, не дашь ей совершить ужасную ошибку, потому что комбинат она потеряет в любом случае – а так хоть сестра жива останется. Раз уж муж на тот свет отошел после стольких мучений, – добавил он, осклабившись.

Игорь встал, отбросил табуретку, прошелся по комнате, разминая ноги.

Валерий смотрел ему в спину почти с ненавистью и сам страшился того чувства, что поднималось у него откуда-то изнутри. Брат, родной брат, Игорешка… красивый, как херувимчик с пасхальной открытки, смотревший на мир широко распахнутыми голубыми, как два маленьких неба, глазами…

Разве мог он вырасти вот в этого поджарого монстра с хищным оскалом, который с легкостью распоряжается чужими жизнями так, словно имеет на это право?

Но Валерий совершенно не чувствовал вины в том, что брат стал тем, кем стал, – что он мог, сам в то время почти еще подросток? Взять несовершеннолетнего Игоря с собой? Их поймали бы на первой же станции, и тогда – прощай, Москва, прощайте, мечты, он уже тогда это понимал.

Он сам убежал из дома в единственных потрепанных джинсах, уложив в старенькую спортивную сумку пару застиранных рубашек, белье и старую кулинарную книгу, о том, как жил до того момента, как получил место в общежитии, даже вспоминать не хотел – ночевки на вокзале, на скамейке в сквере, в каких-то подъездах и на чердаках. Устроился дворником по чужим документам, отдавал за это половину зарплаты, ночами разгружал вагоны с бригадой шабашников…

Куда ему в той жизни был еще и брат, которого постоянно приходилось бы опекать? Нет, Валерий не считал себя виноватым.