Синдром удава

Это обескуражило бывшего полковника и сильно огорчило.. Вскоре он повесился. Возможно, на почве хронического алкоголизма, а может быть, потому, что пришлось обслуживать бывшего зека. Но скорее всего, побоялся, что призовут к ответу по совокупность всех и всяческих его собственных безобразий.

Среди малозаметных с виду личностей лагеря нельзя не вспомнить об одном дневальном-уборщике в конторе промзоны Некоторые подробности о нем дошли до меня уже после его загадочного исчезновения. Знаком с ним я не был и видел всего раза два или три. В нем были какая-то подчеркнутая замкнутость. Молчаливость, почти граничащая с немотой. Среднего роста, коренастый, с волевым лицом, никогда не улыбался. Взгляд предельно внимательный, даже цепкий.

Рассказывали, что во время войны он оказался в плену. Был вывезен в Германию и помещен в концлагерь. Его освободили американцы. Какое-то время находился у них. Потом вернулся домой. Итог известен: осужден «тройкой» как шпион и изменник Родины, отправлен в Норильск.

Часто, особенно в пургу, закончив уборку помещения конторы, он надевал на плечи вещмешок с камнями в уходил. Возвращался к середине ночи. Никто не знал, где и как он проводил это время. И вот однажды он исчез. В бараке, где он жил, надзиратели перевернули все вверх дном. Допросы продолжались несколько дней. В конторе, где он работал, произошло то же самое. Вольнонаемного начальника выгнали с работы и отправили на материк. Репрессии шли одна за другой. Все понимали, что гулаговские чины всполошились неспроста. Дошли слухи, что дневальный был американским шпионом и что за ним прилетал специальный самолет оттуда!.. Всем нужны сказки и легенды. Тогда я не поверил этим слухам. Впрочем...

Мне довелось слышать от знакомых вольнонаемных, что «Голос Америки» в своих передачах не раз упоминал норильские лагеря заключенных. Сообщения отличались глубокой осведомленностью, подробно и точно отражали лагерную жизнь и повседневную хронику событий. Все недоумевали, откуда они это знают. Точно — не в бровь, а в глаз, — как от собственного корреспондента... Как говорят блатные — «в цвет».

Примерно за год до происшествия с дневальным, среди серого заполярного дня у меня на глазах произошел случай, которому я так и не мог найти объяснения. Возможно, он имел какое-то отношение к загадочному исчезновению дневального (ведь его так и не нашли). Это произошло, когда нас вели под конвоем рыть очередной котлован в тундре. Начиналась весна — длинную полярную ночь сменял день. И, хотя солнце еще не появлялось, видимость была вполне приличная. Неожиданно на небольшой высоте показались два самолета без опознавательных знаков. Их преследовали три наших истребителя. Расстояние между ними сокращалось. Вдруг один из преследующих резко пошел вниз. Раздался взрыв, и из-за невысокой сопки поднялось облако серого дыма. Вслед за первым то же самое произошло и со вторым нашим истребителем. Никаких выстрелов при этом не было слышно. Два неизвестных самолета резко увеличили скорость и скрылись. Все это произошло фантастически быстро, на глазах у всей колонны и конвоя, и никто ничего не мог понять...

36. Смена амплуа

Несмотря на преимущества положения художника, писание призывов, лозунгов и портретов вождей все больше и больше угнетало меня.

К этому времени я познакомился с еще одним замечательным человеком — это был эстонец Альберт Труусс. Он так же, как и Побиск Кузнецов, работал в Опытно-металлургическом цехе (ОМЦ). Альберт был в высшей степени порядочным человеком (даже трудно было себе представить, как он живет в этом мире и не погибает...), всегда собранный, подтянутый, добр, честен, умен — ну что еще нужно для человека?..

Мы чувствовали взаимную симпатию и быстро сдружились. Он постоянно рассказывал о работе в лаборатории и о своей начальнице, очень толковой и милой женщине, Ольге Владимировне Балабановой. Однажды я попросил Альберта переговорить с ней: возможен ли мой перевод в ее лабораторию? Конечно, Мазур возражал, ему позарез нужен был художник, но в конце концов не устоял против напористости и обаяния Ольги Владимировны. Я был зачислен лаборантом. В ее лаборатории царила деловая и дружеская атмосфера. Слово «зек» было наглухо забыто. Здесь занимались исследованием и отработкой новых химико-технологических процессов в металлургии цветных металлов.

По результатам работы лаборатория была на хорошем счету у начальства. Пользуясь этим, Балабановой удавалось не допускать вмешательства представителей ГУЛАГа в дела лаборатории. Да и сам начальник ОМЦ, лауреат Сталинской премии, постоянно защищал Ольгу Владимировну и ее лабораторию. (Еще бы! Ведь на достижениях и научных открытиях ученых, преимущественно заключенных, он строил свое благополучие, за их труды получал ордена, лауреатские звания и премии).

При ОМЦ была очень хорошая техническая библиотека. Нам разрешалось пользоваться ею. Это давало мне возможность расширить познания в химии и металлургии, изучать что-то новое, с чем раньше сталкиваться не приходилось.