Sindroma unicuma. Finalizi

— Отец прислал сообщение! Назначает встречу… — посмотрела на запястье, — через час! Боже мой! — вскочила и заметалась, собирая раскиданную одежду.

Мэл потер шею и сладко зевнул:

— И что им всем не спится с утра? Звук отключи. Нервирует.

— Как? Я вообще не знала, что "Прима" может принимать сообщения, — швырнула пиликающий телефон на одеяло и побежала в ванную наводить марафет. Руки дрожали, и мне так и не удалось накрасить ресницы. Плевать на искусственную красоту, буду довольствоваться естественной.

Выскочив из ванной, бросилась к сумке, чтобы достать платье. Хорошо, что оно немнущееся, а то я, разнервничавшись, подпалила бы утюгом ткань или обожглась бы сама.

Мэл приплелся на кухню и, упав на стол, нажимал кнопки в телефоне.

— Твоя "Прима" может принимать и отправлять сообщения. У тебя стоял дозвон до прочтения, — сообщил, потирая глаза спросонья.

Я понеслась в спальню на поиски колготок, которые умудрились запропаститься в большой квартире Мэла.

— Отец указал адрес. Где это? — крикнула оттуда.

— Пятнадцать минут ходу на машине, — зевнул Мэл и потянулся. — Не боись, успеем.

Мне бы его гранитное спокойствие. Все эти дни я ждала, что родитель даст знать о себе, и все же сообщение явилось как гром среди ясного утра.

Парень ушел в ванную, а я в спешке наводила последние штрихи. Из-за трясучки сломала ноготь, и пришлось срочно подравнивать его и подпиливать. На левой руке тускло блеснул желтый ободок. За ночь припухлость прошла, и колечко с натугой провернулось на пальце. Тонкое, незатейливое — ни камешков, ни прочей инкрустации. Зато фамильное.

Мэл! Вчера! Надел мне кольцо!

В утреннем свете на меня напала паника. Что мы наделали! Что я натворила! Как могла согласиться на авантюру? О серьезных намерениях Мэла узнает его родня, узнает Мелёшин-старший. Ой, что будет!

Торопливо выпив сборный коктейль — капли, сироп, порошок из саше — я метнулась укладывать сумку. Парень деловито прошагал в спальню и вскоре вернулся одетым для выхода в люди.

— Зачем таскать туда-сюда? — спросил, наблюдая за вещами, бросаемыми в спешке. — Отбери необходимое, а остальное оставь здесь. Потом еще привезем.

— Ой, Мэл… Егор, нужно сообразить, что брать, а что не брать, а у меня сейчас голова не варит.

Но хотя извилины и закручивались с трудом из-за предстоящей встречи, воображение живо нарисовало две зубные щетки в стакане и мое белье на одной полке с одеждой парня. Зря Мэл великодушно предложил, он еще не догадывается о моей неряшливости.

Хозяин хлопал дверцей холодильника и щелкал кнопками кухонных агрегатов, те пикали в ответ и тихо шуршали, работая.

— Эва, не суетись. Успеем. Иди завтракать.

— Не хочу, — отказалась нервно.

— А надо. Иди сюда.

Пришлось подчиниться. Я торопливо схватила с тарелки бутерброд и откусила большой кусок.

— Фусно, — промычала с набитым ртом. — Тофе саф котофил?

— Сам разморозил, — сказал Мэл, изучая мое платье, точнее, его длину. Я машинально одернула пониже, но все равно колени остались открытыми.

И вообще, парень разглядывал меня задумчиво, прищурив глаз… внимательно, что ли? Как будто я утаила от него нечто важное, и он знал и ждал, когда наберусь смелости признаться.

Ничего похожего за собой не чувствовала, поэтому суматошно зажевала второй бутерброд и, чтобы не подавиться, запила большим глотком кофе из кружки Мэла.

И в лифте он меня разглядывал, а я нервничала, во-первых, из-за свидания с отцом, во-вторых, из-за того, что кольцо вдруг стало непомерно тяжелым, а в-третьих, из-за пристального внимания парня. Может, при белом свете он увидел мою невзрачность в подробностях и осознал, что совершил ошибку, заявив о намерениях?

Уставившись в пол, я судорожно вспоминала заготовленные для отца фразы, неоднократно отрепетированные в мыслях. Усядусь нога на ногу напротив родителя и буду вести себя независимо и уверенно. Мной теперь чревато помыкать, потому что я давно не ребенок, а взрослый человек, связанный обязательствами.

Ой, кольцо! — снова понесло меня в дебри паники. Фамильное украшение и наверняка очень ценное — на руке у беспородной девчонки и к тому же слепой.

— Что тебе снилось ночью? — спросил Мэл, прервав молчание, когда машина вырулила на проспект. Парень затемнил стекла "Эклипса" из-за снега, слепящего глаза.

Я наморщила лоб.

— Не помню. Это важно?

— А мне кое-что приснилось. Но теперь не уверен, был ли это сон или явь.

Он оттянул ворот джемпера, показав два темных продольных пятна на шее у ключицы.

— И с другой стороны то же самое, — сказал Мэл. — А на спине вот так, — на секунду отняв руки от руля, продемонстрировал, как кошка съезжает по шторе.

О чем он? Какие царапины? Какие засосы? Ничего не помню. Перед глазами черный квадрат.

— Я не могла, — пробормотала, чувствуя, как запылало лицо. — Это не я.

— А кто же еще? — ухмыльнулся Мэл, следя за дорогой.

В голове замелькали смутные отрывочные образы, и в памяти мало-помалу вырисовался знакомый сон о лесе и последствия сновидения — на грани животной потребности, грубые и агрессивные.

Батюшки, неужели это вытворяла я?