Лес снится к переменам, сказала Аффа. Перемены в моей жизни не хотят заканчиваться, но какое отношение имеет к ним хозяин леса, неизменно присутствующий в спящем сознании? Мне вспомнилось ночное кокетливое заигрывание второго "я". Сновидение можно истолковать и по-другому. Во сне моя проекция, поняв, что хозяин чащобы не обидит, отбросила боязнь и начала искушать его — наивно и безыскусно, и подсознанию до дрожи понравилось ответное "да", пронесшееся призывным рыком над опушкой.
Что со мной? Может, мне снятся нереализованные фантазии, и пора записываться на прием к психиатру? Хватит. Пора обсудить ненормальность, ставшую закономерной, со Стопятнадцатым или с профессором, но завуалированно, потому что стыдно рассказывать подробности, когда мужчины станут расспрашивать. В особенности будет неловко перед Альриком.
Зато последствия необъяснимой ночной необузданности испытал на себе Мэл.
— Очень больно? — спросила, смущенно потупившись.
— Терпимо.
Непонятно, то ли Мэл посмеивался, то ли поморщился.
Ох, позорище.
Зазвонил телефон, и на экране высветилось: "Петя". Мой теперь уже окончательно и бесповоротно бывший парень наконец-то соизволил объявиться на третий день после фееричного боя с Танкером Громобоем и не менее фееричной драки с ранеными и погибшими в подвале "Вулкано".
— Привет, Эва, — поздоровался чемпион хриплым, точно простуженным голосом. — Как ты? И где?
— Ничего, нормально, — покосилась на Мэла, поворачивавшего машину направо. — Собираюсь на экзамен.
— Это хорошо. А я возвращаюсь домой. Приведу себя в порядок и тоже попробую сдать, если получится.
— Значит, тебя только что выпустили? — удивилась, позабыв о нервозности, и Мэл оглянулся на восклик.
— Да, родители внесли залог. Эва, мы могли бы поговорить?
— Петя, мне некогда, — ответила взвинченно. — При случае встретимся.
— Конечно, — согласился он покорно. — Прости, Эва. Я виноват.
— Ладно-ладно. Пока, — попрощалась торопливо и рассоединилась с ним.
Мэл промолчал и, как ни странно, не стал выносить резолюцию по поводу разговора со спортсменом.
Неожиданно "Эклипс" затормозил у кромки тротуара. Водитель выскочил в незастегнутой куртке, не глуша двигатель, и забежал в небольшой павильон, а через минуту в моих руках очутился роскошный букет миниатюрных роз — темно-бордовых с голубоватыми прожилками и бахромой. Мэл поцеловал меня в щеку.
— С-пасибо, — пролепетала я, зарываясь носом в розы и вдыхая восхитительный цветочный аромат. — За что?
— Восполняю вчерашнее упущение.
— Ой, это человечки? — вгляделась в крошечные блестящие штучки, выскакивающие из сердцевины бутонов и юркающие обратно, едва взгляд сосредотачивался на них. — Не пойму. Шарики, что ли?
— Иллюзии. А какие, догадайся сама, — улыбнулся Мэл.
Наверное, он хотел, чтобы я отвлеклась и перестала без конца дергать собачку на замке, норовя оторвать её с мясом от куртки.
— Вы и раньше договаривались с помощью сообщений? — спросил Мэл, поглядывая в зеркала заднего вида, когда машина тронулась дальше.
— Раньше у меня не было телефона. Обычно отец извещал через кураторов-посредников, или я сама звонила, и он назначал место встречи.
Попытки уследить за скачущими микроскопическими штуковинами немного расслабили меня, и напряжение ослабло.
Мэл остановил машину у обочины и опять не стал застегивать куртку.
— Чуток припоздали, — сказал, помогая выйти из "Эклипса". За ночь похолодало, и щеки обдало морозцем, заставившим меня поежиться. Погода, побаловав затяжным потеплением, щелкнула по носу, напомнив, что зима, пусть и бесснежная, еще не закончилась.
— Простудишься. — Я нервно сдвинула полы куртки Мэла.
— Заботишься? — улыбнулся он. — Над тротуаром теплый пояс. Пошли.
В противовес невозмутимости парня меня начало потряхивать.
Отец назначил встречу на неширокой улочке, опоясанной непримечательными зданиями, на фасадах которых прикрепились вразброс крошечные балкончики. Искомое заведение выглядело скромно и не выделялось среди стеклянных витрин первых этажей, разве что значок "V" на двери указывал на претензии к избранности посетителей. Чересчур консервативно. Сейчас не принято демонстрировать открыто разделение общества на висоратов и слепых. Даже в "Инновации" не было таблички, хотя вряд ли кто-нибудь из невидящих решился посетить элитное столичное кафе.
При входе нас встретил распорядитель — рослый мужчина с выпяченной нижней губой и несуразным носом, словно бы склеенным из папье-маше.
— Мне… нам назначено, — пояснила я нервно, запоздало обратив внимание, что прихватила букет с собой.
— Попрошу отвести машину в предназначенное для стоянки место, — объявил чопорно распорядитель.
— Куда? До ближайшего знака триста метров, — возмутился Мэл.
— Прошу отвести колесное средство, в противном случае полосу освободят эвакуатором, — занудел распорядитель, оттопырив губу, и потянулся к оранжевой кнопке вызова, видимо, предназначенной для вредных посетителей вроде моего парня.
Мэл чертыхнулся.
— Эва, я сейчас, — крикнул и бросился к машине. Скоро от цветов останутся голые прутики, если не прекращу беспокойно постукивать букетом по ноге.