— В том нет особого секрета, — ответил снисходительно профессор. — Считайте мой вид редкой национальностью или малой народностью, имеющей право на существование. Времена, когда нас преследовали и истребляли, канули в лету, равно как способность оборачиваться, обращение адептов и кровосмешение с людьми.
— То есть вы вырождаетесь?
— Ну-у… если говорить вашим языком, — хмыкнул профессор, — то да, народность числом чуть более пятидесяти тысяч когда-нибудь исчезнет с лица земли. Популяция поддерживается на неизменном уровне уже три столетия, — добавил он.
Мэл терзал губу, пощипывая.
— Хочу спросить об Эве… Она тоже ваша?
— Теперь это имеет значение? — Вулфу обвел рукой нагромождение приборов.
— Имеет. Я хочу знать. У меня есть на то право, — сказал Мэл с нажимом.
— Есть, — согласился мужчина. — Что дало вам основание задаться вопросом?
— Глаза… зрачки… Несвойственное поведение… И полнолуние… — перечислил путанно Мэл.
Профессор ответил не сразу. Он ушел в себя, задумавшись, и складка меж бровей сигнализировала о неприятных мыслях.
— Эва Карловна — полиморф. В её организме сочетаются признаки двух разных видов. По каким-то причинам в генетическую цепочку встроились чужеродные гены. Могу утверждать с большей долей вероятности, что на генном уровне установилась симбиотическая связь, и паразитирующие гены не угнетают гены-носители, а мирно соседствуют. Иными словами, организм Эвы Карловны оказался совместим с хомо сапиенс и… с моим видом.
— Но как таковое возможно? — выдавил потрясенно Мэл. — Разве так бывает?
— В мифах и легендах. Но, как вы знаете, у любой сказки есть реальная предыстория.
— И… что теперь делать? — растерялся Мэл.
— Теперь уже ничего, — мужчина кивнул на саркофаг. — При иных обстоятельствах я рекомендовал бы пройти полное обследование и регулярные медицинские осмотры. Случай Эвы Карловны уникален.
— Значит, её полиморфизм — врожденный? Неужели каждое полнолуние…? — начал и не договорил Мэл.
— Это приобретенная мутация. И недавнее полнолуние стало первым для Эвы Карловны, — ответил профессор. — К сожалению, я понял слишком поздно и вдобавок недооценил влияние луны, точнее, ошибочно провел параллель с нашими женщинами. Знай Эва Карловна об изменениях в организме, она успела бы подготовиться морально и физически и перенесла испытание с меньшими потрясениями для нервной системы. Знания облегчили бы ей жизнь в дальнейшем. Представьте: человека, который не умеет плавать, бросили в воду. Он вслепую барахтается, стараясь выплыть. Не удивлюсь, если Эва Карловна не вспомнит свое первое полнолуние.
Альрик умолчал о снах, связавших его и девочку. Мальчишке незачем знать о промахах соперника. Никаким изумлением не оправдать негостеприимство хозяина, оттолкнувшего долгожданную гостью. Пусть самочка неопытна и неумела, но приласкай её Альрик во сне, и она пришла бы к нему наяву на поводке инстинктов, отметя мелочевку, отвергнув того же мальчишку.
— Как Эва заполучила чужие гены? — нахмурился Мэл. — Это… из-за ваших дел? — осенила его догадка.
— Да, — признал Вулфу. — Наша договоренность была скреплена обетом на крови.
— На крови?! — вскочил Мэл с кресла и опять сел. — На крови… Вот оно что! Эва ездила к вам домой, где вы заключили сделку!
Кусочки головоломки встали на свои места. Разве что суть сделки, запечатанная обетом, не откроется никогда, но общий смысл был ясен: профессор помог раздобыть деньги для приема.
— Вот почему она долго продержалась, — заключил Мэл. — Может быть, это к лучшему… Так или иначе, я возвращаюсь к своему предложению и прошу помочь Эве… У вас опыт, знания… Тайные заклинания, ритуалы, семейные предания, обряды… Ведь должно быть что-то! Эву можно спасти!
Вулфу покачал головой.
— Помогите ей! Исчерпаны все возможные средства. Меня уверяют в один голос, что безнадежно, но я чувствую — что-то есть! Примите что угодно — долг, клятву, обет! Деньги? Артефакты?
— Ваша горячность играет мне на руку, — сказал мужчина, посерьезнев. — Я, не задумываясь, потребовал бы от вас немыслимые кабальные условия, но увы, противоядия нет.
— Спасите Эву, и я… отпущу её…
Профессор понял, что мальчишка вынашивал разговор и заготовил нужные фразы, а все равно чуть ли не силой заставил себя произнести последние слова.
— Если бы я мог, то сделал это вне зависимости от ваших красивых жестов, — ответил резко Вулфу.
Он поднялся из кресла и, прихрамывая, подошел к прозрачному колпаку, чтобы в сотый раз оглядеть руку с татуировкой на пальце. Что в ней особенного? Четкий рисунок волосинок-звеньев проступил на коже, став выпуклым, и кисть выглядела слегка отечной.
С того момента как Эву поместили в стерильный саркофаг, профессор периодически изучал руку и прислушивался к чему-то, различимому ему одному. Он ждал чего-то или кого-то, но безуспешно.
— И вы согласны расстроить планы своего отца и Влашека? — спросил мужчина, выпрямляясь. — А Коготь Дьявола? Что станет с ним?
— Кольцо волнует меня меньше всего, как и чьи-то планы. Они и так не сегодня-завтра пойдут прахом, когда Эва… Когда Эвы не станет, — ответил Мэл и опустил голову.