— Прости за Эльзу. Не стоило её недооценивать. Я и представить не мог, что у нее поедет крыша. Кстати, ты молодец, что не поддалась на провокацию в лаборатории. Адвокаты Штице ищут всевозможные лазейки. Сначала они попытались надавить на следствие, упирая на то, что недостаточно оснований для снятия дефенсора[20]
, и что при процедуре были нарушены права обвиняемой. Но наши юристы тоже не лыком шиты и доказали обоснованность разрешения на снятие дефенсора. Еще адвокаты Эльзы намеревались выдвинуть встречное обвинение, что ты довела их подопечную до состояния аффекта, отчего она сорвалась. А придраться-то не к чемy.— Вот наглёж! — возмутилась я. — Получается, если бы Штице подпалила меня, то её оправдали бы?
— Ну-у… во всяком случае, попытались бы смягчить наказание. Мол, человек находился в невменяемом состоянии и не помнит, что делал и говорил. Нарисовалась бы куча юридических загвоздок и разных судебных прецедентов. В общем, дело осложнилось бы. Так что тебе отдельное спасибо от деда, — закончил Мэл проникновенно, в сантиметре от моего уха.
— Почему? — смешалась я. Вроде бы уверенная в себе дамочка, а теряю нить разговора, когда расстояние между нами сокращается до нуля.
— Потому что не ответила Штице тем же. Поступила по-королевски, — ухмыльнулся Мэл и поднес мою ладонь к губам, вызвав прилив жара к щекам. Мимолетный знак внимания моментально взгорячил кровь, стлав мысли.
Ну да, интернатская девчонка не стала гавкаться разухабисто и вытекать когти, а неимоверным усилием волн справилась с зашкаливающими эмоциями. Это и есть королевская сдержанность. Наверняка половина департамента ухахатывалась, зачитывая стенограмму моего разговора с Эльзушкой, а дед Мэла утирал выступившие слезы.
— Ты успел хорошо изучить её, — пробормотала неловко. — Разве плохо жить в карамельном раю?
Мэл нахмурился и замолчал, увлекшись разминанием моих пальцев.
— Раньше мне нравилось, — сказал спустя некоторое время. — Но от бесконечной сладости притупляются рецепторы, и может слипнуться. Во всем нужна мера, чтобы оценить вкус настоящей жизни. С тобой можно быть самим собой. Не нужно изображать крутого парня и что-то доказывать. Можно помолчать, и тишина скажет больше, чем многочасовая болтовня. Я знаю, что приду домой, и ты будешь ждать меня — не ради денег или из-за фамилии. Это согревает… Это греет.
От переизбытка чувств я прижалась к Мэлу, склонив голову к нему на плечо. Не устану согревать его своим сердцем и обнимать лапами своего "зверя".
Под вечер к Департаменту правопорядка начали съезжаться репортеры. Из окна второго этажа просматривались машины, заставившие противоположную сторону улицы, и люди в наушниках, с камерами на треногах, с микрофонами и фотоаппаратами. Очевидно, пресс-служба Департамента намеревалась сделать важное и долгожданное заявление для репортеров. Это означало, что следствие получило неопровержимые доказательства причастности Ромашевичевского к покушению на мою жизнь.
Всё это время Мэл был рядом, коротко отвечая на редкие звонки. В частности, ему позвонил мой отец. И, конечно же, два ответственных товарища, как ни в чем не бывало, принялись за обсуждение важного события в виде предстоящей фотосессии. Интересно, перекрестил ли папенька пальцы на удач, узнав о коварном нападении Эльзушкн? Наверное, ему страшно хотелось, чтобы огненная сфера довершила дело, начатое ядом. Наверное, родитель не сдержал разочарованного стона, узнав о сокрытых свойствах Дьявольского Когтя помимо защиты от злых умыслов семейства Мелёшиных. Кстати, колечко сгинуло напрочь, решив по максимуму напитаться энергией в иных мирах.
Естественно, фотографирование в кругу дружной семейки подлежало переносу нз-за незапланированного завершения сенсационного следственного дела. Мэл извинился перед отцом за вынужденное отступление от первоначальной задумки.
— Согласен, Карол Сигизмундовнч… — заливался соловьем, меряя шагами комнату. — Давайте передвинем на… — обернулся ко мне, и по его губам я прочитала безмолвный вопрос: "на четверг?" Ух, ты! В кон-то веки мы вспомнили об упреках в единоличном принятии решений. — На четверг, — подтвердил телефонному собеседнику, поймав мой неохотный кивок.
Итак, отнекивайся — не отнекивайся, а придется позировать в обществе папули и мачехи. От улыбки, специально приклеенной к фотосессии, сведет судорогой скулы, и перекосится мой рот на всю оставшуюся жизнь.
— Баста не обиделась? Она планировала приехать вчера, но все пошло кувырком.
— Я позвонил ей и предупредил. Маська передает привет и при случае примчится. Сказала, что поражается твоему хладнокровию перед лицом опасности.
Чему поражаться? Просто поначалу я не сообразила толком, что происходит в лабораторном кубе. Благо стычка с Эльзушкой длилась пять минут, не то отупелое хладнокровие превратилось бы в сильнейшую трусливую истерику.
— Ромашка разочаровал, — сказала я, разглядывая улицу. Снаружи меня не могли увидеть из-за тонированных стекол. — Вроде бы умный, при серьезной должности, а поступил на удивление глупо. Прятал яд в лаборатории.