Sindroma unicuma. Finalizi

Похоже, Мэл и сам не понимал себя. С одной стороны, он кипел негативом к отцу, не удосужившемуся лично попросить об одолжении, несмотря на то, что следствие, первоначально шагавшее в верном направлении с шумом в прессе и на телевидении, вдруг уткнулось лбом в тупик. Но истинная причина, усугубившая неприятие родительского поведения, засела гораздо глубже, хотя Мэл никогда не признался бы в ней, потому что испытывал передо мной неловкость за размолвку в своей семье. Эта причина заставила вернуть кредитки, переселиться в общежитие на казенную койку и взяться за поиски работы. С другой, немаловажной стороны, Мэл являлся частью своей семьи и с гордостью носил известную и влиятельную фамилию. Поэтому поражение отца, прошляпившего настоящего преступника, стало бы сокрушительным ударом для клана Мелёшиных, а в Департаменте правопорядка наверняка сменился бы руководитель.

Почему я приняла завуалированное предложение дэпов[19]? Не знаю. Неужели принципиально, кто раскрыл дохлое дело, и кому повесят медаль за поимку убийцы? Гораздо значимее была надежда, что благодаря моей уступке Мэл пойдет на сближение с семьей.

Мелёшин-старший считал, что я не заслуживаю его сына и недостойна жертв, принесенных Мэлом ради меня. Было бы наивно полагать, что после сделанного заявления начальник ДП изменит свое мнение и мгновенно проникнется симпатией. Я и не рассчитывала на его благосклонность. Молчаливый бойкот, устроенный членами семьи Мэла, в достаточной мере продемонстрировал их отношение ко мне.

Бог мой! — рухнула я на диван, сбитая с ног ошеломительным открытием. Отец Мэла когда-нибудь станет моим свёкром! — легендарный начальник легендарного департамента, упоминание о котором пробирает каждого гражданина — законопослушного и не очень — мурашками страха до костей. Но это "знаменательное" событие случится, если нам с Мэлом хватит сил удержать и сохранить притяжение друг к другу.

— Зачем ты согласилась? — повторил он.

— Из-за Царицы, — пожала я плечами, сказав часть правды. Пусть проректриса не испытывала ко мне горячую симпатию, но как заметил Мэл, ее порядочность и мое уважение стоили того, чтобы оградить от насильственного вторжения в память. Помимо взаимоотношений с доцентом Ромашевичевским дознаватели прочитали бы немало интересных фактов из биографии Евстигневы Ромельевны Цар, в том числе о незаконном эксперименте по материальному переносу живого цыпленка и о тайне студентки Палены, нагло обучавшейся в висоратском ВУЗе, не видя ни одной плешивенькой волны.

Мэл покусал губу в задумчивости.

— Спасибо, — ответил, вложив в одно-единственное слово широченный смысл, и принялся переключать пультом телевизионные каналы. Найдя нужный, с непрерывным потоком новостей, он уселся на диван, нога на ногу. Нас разделяли какие-то двадцать сантиметров, и Мэл вроде бы смотрел на экран, слушая очередной репортаж, но его замерший взгляд говорил о том, что диктор надрывается впустую.

Мой мужчина… Элегантный, отстраненный, притягательный… Сошедший со странички модного журнала… Он стал моим совсем недавно, а до сей поры Эльзушка без малого два года хвастала перед подружками, говоря: "мой Егорчик", несмотря на то, что запала в их отношениях хватало на месяц, а затем наступал перерыв. Месяц состоит из суток, сутки — из дней и ночей, а те, в свою очередь, из часов и минут, заполненных общением Мэла и брюнетки. Достаточно времени, чтобы узнать всё друг о друге. Ну, или почти всё. Если отец Эльзушки питал надежду, что отношения его дочери и Мэла со временем станут серьезными, значит, у него были основания, чтобы надеяться.

— О чем задумалась?

Вопрос застал меня врасплох. Мэл убавил звук, и голос в телевизоре тихо бубнил.

— Сижу и завидую. Ради тебя женщины готовы убивать, не задумываясь, — отшутилась я плоско.

Мэл хмыкнул.

— Забываешь с завидным постоянством. Напомню: мотивом явилась не моя блистательная персона, а бабло, фамилия и популярность.

Не знаю, разубеждать его или нет. Помнится, как-то в институтском спортзале, пытаясь изгнать Мэла из головы и из жизни, я в запальчивости выкрикнула, что без фамилии и денег он — ноль без палочки. Глубочайшее заблуждение. Оказавшись на мели или свалившись в яму, Мэл сумеет выбраться из любой, даже безвыходной ситуации. Ему незнакома инфантильность. Не в его характере отступать и сдаваться на милость ударов судьбы. Мэл — тот, за чью спину прячутся слабые женщины, его надежные объятия защитят и согреют. За ним как за каменной стеной. И Штице понимала, что теряет, когда ей дали отставку. Она боролась методами, которые посчитала эффективными, пусть и изуверскими.

Горячая ладонь накрыла руку, заставив меня невольно вздрогнуть.