Леонид Нетребо

СИНГАРЕЛЛА

«Еще не известно, кто из нас люди — лошади, или мы»

/Уильям Фолкнер/

— Виски, сигару, сомбреро!.. — …и заказчик, буддийским болваном, фамильярно крутнулся на вертящемся стуле, вбирая чумным взглядом круговую панораму кафе, оттого картина, ставшая на тормозе карусели, изобильная бутылями и фужерами, еще плыла и качалась, — пока пошаливали в инерции глазные яблоки.

Старый бармен, похожий на седого грифа, проглотил кадык и поправил бабочку, — красную в белый горошек: он всяких клиентов видел…

…Седой Гриф степенно налил виски в рубиновый хрусталь, изящно повёл пальцем, — и беременный тюльпан, скользя по льду мрамора, подплыл к ковбою, не обронив капель.

Засеребрился причудливый канделябр, зажглась чёрная свеча — одна.

Душисто взорвалась упаковка, сверкнули ножницы, орлиный взгляд указал на кончик сигары:

— Отрезать или откусите?

— А сомбреро? — давясь крепким дымом, прохрипел наглец.

Гриф помедлил, снисходительно улыбаясь, — достал газету, положил перед собой и стал загибать углы…

* * *

Не бил, — убивал!..

Вкладывая всю силу, зло, исступленно, безжалостно…

Как будто получал удовольствие…

Нелепая, нереальная схема: едва появившись, человек стал смыслом его нечеловеческой, чудовищной атаки.

Мрачный смерч, затмивший разум — там, где и без затмений вовек серо и тревожно.

Откуда корни бреда?

Начитался-насмотрелся?

Как в романтических, облегченных от достоверности и морали вестернах? — встретил подозрительного (не такого, как сам, — непонятного!), взял и застрелил «на всякий случай»; или от скуки… Но там ведь без злости: меж двух затяжек сигары, прихлебывая виски…

И в боевиках-триллерах, с претензиями на серьезность, это проходит с какой-то, — порой, убогой, но логикой: убрать с пути, наказать…

Глупости! — сто лет не питался подобными чтивами и зрелищами…

Да, во сне Кирилл бил человека так, что страшно стало, проснувшемуся, — с тупым, маниакальным ублаготворением. Не сметал с дороги, не развлекался, а… что?..

«Сон разума рождает чудовищ»?..

Холодная вода и гимнастика, против обычного, долго не могли взбодрить, вывести из похмелья тягучей дрёмы (удивленно смотрел на ладони, сжимал кулаки, — еще недавно, во сне, они были нечеловечески огромные), — и всё же наступило время, когда можно было собраться и призвать на самосуд вечно трезвый разум, вдруг покорившийся монстрам Морфеева царства…

* * *

Жена с дочкой, чуть свет — дорога длинная, — отбыли на винную экскурсию…

А ему предначертана морская рыбалка…

И он покатился к набережной, еще больной от ран, причиненных осколками сна.

…Что-то ему здесь уже встречалось, созвучное с осколочной болью, которая, он это чувствует, тихой сапой подкралась к сердцу, — именно здесь, на центральной улочке морского городка, еще не освоенного наизусть каждодневным хождением к морю и с моря.

Подумав об этом, он перестал катиться, замедлил предначертанное движение к морской рыбалке, в разгадке почуяв избавление…

Двигаясь мимо кинотеатра с выгоревшими и новыми афишами, перешёл на черепаший шаг: читал названия фильмов…

Не то…

Кончается стена кинотеатра, и далее дорога только вниз, к пристани, увы, как показывает ландшафт, без задоринок, которые могли быть созвучными с…

…Стена кинотеатра кончилась — негативом трамплина, падающей лестницей…

Спуском в черный зев подземного кафе: «Ковбой».

В кафе прохладные сумерки и еще нет посетителей.

За стойкой — пожилой гриф.

И песня:

«Эй, ковбой, седлай своих коней!Мы поедем к леди Холидей.Там найдем мы счастье и приют,Если нас в дороге не убьют!..»

* * *

И уже через какой-то час оказывается, что в шуршащей газетной шляпе, расслабленный виски, дыша гаванским дымом, думается, да и живется иначе… Нечаянная находка, рожденная прозорливостью и озорством, — «ковбой»!

…Итак, в чем вдруг провинился перед Кириллом тот корректный журналист с изысканными манерами, нечаянный знакомец десятилетней давности, которого он чуть было…, если бы не проснулся?

Экий вздор, сюр наяву! — «если бы не проснулся»!.. Ну, не смешно ли.

…Общение — не более полутора часов, ни сцены, ни конфликта: шутки, смех!..

Далее — обмен письмами: раз-два и обчелся…

Всё вежливо и учтиво.

Первое письмо (заказное, тяжелое) — неожиданностью: уж и вспоминать перестал встречу с журналистом, который готовил к первому юбилею комбината серию очерков для корпоративного издания…

«Кирилл, повествование делаю от Вашего лица. Название шутливое, не судите строго: „НИШТЯК“. Имена соседей — мужа и жены, — изменил. Кое-что добавил от себя, Вы там увидите, — сущий пустячок, для выпуклости картинки. Прошу согласия на предложенный текст. Если сочтёте таковое возможным (или невозможным) для опубликования, — пожалуйста, сообщите. Непременно посоветуйтесь с супругой…»

* * *

ОБЩЕЖИТИЕ («Ништяк»)