Они пили одну минеральную и говорили сиплыми голосами, – наверное, накануне пропадали где-нибудь допоздна. Я подсела к ним, не дожидаясь приглашения, потому что они втравились в какой-то спор. Обычно я не вникаю в их болтовню, от нее только зло берет. В таких случаях я просто сижу рядом и глазею по сторонам. Но на этот раз смотреть было не на что – разве что на каких-то сопляков, которые пили вермут и ужасно воображали. Потом мне попался на глаза тот пошляк писатель в толстом черном свитере. Он тоже взглянул на меня, но как-то насмешливо и надменно. Я чуть не взорвалась – этому что еще нужно? Но вскоре я убедилась, что он даже не узнал меня, а просто у него такая манера смотреть на людей.
Через четверть часа мне все это порядком надоело, и я поневоле стала прислушиваться к разговору рядом.
– Все физики, как маньяки, убеждены, будто материя имеет некие неделимые элементарные частицы, – возбужденно говорил Владо. –Даже их последнее открытие – аннигиляция – всего лишь мистическая выдумка. Плюс и минус якобы дают нуль. Пусть так, но даже в математике нуль все же какой-то кружочек, а не бессмысленное ничто.
Жоро, в своем каучуковом галстучке, с укоризной глядел на него.
– Не передергивай, пожалуйста! – сказал он. – Аннигиляция означает, что масса перестает быть массой и превращается в энергию.
– Ну да, превращается, – сердито возразил Владо. –
Если между двумя объектами существует знак равенства, это значит, что они являются двумя различными видами существования некоего первичного начала. Энергия не может быть каким-то нулем между материей и антиматерией. По их логике выходит, что и энергия должна быть составлена из каких-то элементарных частиц, которые являются либо материей, либо антиматерией.
– А как по твоей логике? – коварно спросил Жоро.
– По моей простой логике, хотя я и не физик, никаких элементарных частиц нет. Элементарно лишь их определение. В сущности, между бесконечно малым и бесконечно большим нет никакой принципиальной разницы, и то и другое непостижимо.
Жоро насупился и отхлебнул воды, хотя Владо успел не раз стряхнуть в нее пепел с сигареты.
– Глупости! – сказал он.
– А для меня это аксиома! – торжественно заявил Владо. –Я не уверен, спиралевидна ли вселенная или же искривлена, как говорит Эйнштейн. Но она чертовски похожа на воронку, в том смысле, например, что происходит из некоего неизмеримо малого начала и развертывается в непостижимую бесконечность. Нечто вроде клубов дыма, которые пускает курильщик и которые разрастаются беспредельно. Но и это сравнение примитивно и иллюзорно, так как пространственные измерения – лишь точка зрения, и ничего более. В сущности, бытие – непознаваемое для нас единство форм и проявлений, которые мы условно называем субстанцией.
У меня руки чесались – до того хотелось запустить пепельницей в голову этому небритому дураку. Ненавижу такие разговоры, они нагоняют на меня невыносимую тоску. Что-нибудь похожее, наверное, испытывает крот, когда вылезает из норы и это ужасное солнце бьет в его подслеповатые глаза. А кроме того, я была уверена, что оба доморощенных физика ничегошеньки в физике не смыслят.
– Будет! – сердито сказала я и на всякий случай отодвинула пепельницу на другой конец стола.
Спорщики, по-моему, даже обрадовались – до того они запутались в собственных теориях.
– Ну и ну! – удивленно воскликнул Владо. – Откуда ты взялась?
– Добрый день! – сказала я.
– Ты где пропадала? С Евгением видишься?
– Нет, – сказала я. – А вы?
Они переглянулись.
– Не видно его, – ответил Жоро. – И даже к телефону не подходит..
– Вчера мне звонила его мать, – сказал Владо. – Меня не было дома, она передала, что опять позвонит.
«Дело ясное. – с досадой подумала я, – собирает свидетелей». Ребята стали рыться по карманам, собирая мелочь, чтобы расплатиться за минеральную воду.
– Владо, ты не проводишь меня до дому? – спросила я.
– Зачем? – удивленно спросил он.
– Так просто – пофлиртуем немного.
– А Жоро не лучше для этой цели? – спросил он со слабой надеждой в голосе.
– По-моему, нет...
– Ну, ладно, – согласился он. – Хорошо, ты хоть живешь недалеко.
Мы вышли на улицу. В это время она кишит народом, все бегут голодные и толкаются, как коровы. Чтобы меня не затерли, я ухватилась за руку Владо, но он этого даже не заметил. В сущности, это хорошо, это мне в нем нравится.
А если нас увидит отец, то по одному виду кавалера сразу поймет, что подозревать меня не в чем. Совсем другое дело, если б он встретил меня, например, под руку с Мечо.
Перед ВИТИЗом толпились маньячки с первых курсов, вокруг них увивались обожатели-снобы. Было довольно холодно, бедняжки мерзли в своих платьишках, но все же так усердно строили глазки, что мне стало дурно. Не выношу их сальные волосы и чулки под резинку, как будто всех их принесло сюда из Ихтимана или Разграда.
– Ну, начинай! – заговорил наконец Владо.
– Что начинать? – не поняла я.
– Ты ведь собиралась флиртовать?
– Нет, я раздумала, – сказала я. – Сейчас мне хочется задать тебе один идиотский вопрос.
– Очень идиотский?
– Совершенно идиотский.