Синие стрекозы Вавилона

Наступила неловкая пауза. Пиф развалилась на ложе, как последняя блядь, и присосалась к вину. От духоты она почти сразу разомлела и ей захотелось спать. Верховный сидел у стены и не шевелился. И молчал.

Ну не хотел он сегодня трахаться. Ни с этой бабой, ни с какой иной.

Встал, походил по ротонде. Не обращая на него внимания, младшая жрица со вкусом пьянствовала. И персиками, сучка, чавкала. А музыка продолжала безумствовать из подмигивающего музыкального центра, свечи потрескивали вкрадчиво, благовония наполняли комнату, сгущая воздух — хоть топор вешай.

Подумав, Верховный подошел к стене и снял телефонную трубку.

— Беренгарий? — сказал он.

Пиф не слушала. Ну его совсем, этого Верховного. А винцо прили-ичное… Даже очень.

— …Нет? А кто сегодня дежурит? Ну, хрен с ним, зови… Нет, скажи, чтобы поднялся на третий этаж… Сам знаю, что Покои Тайных Мистерий… Не найдет, так проводишь… Слушай, ты, умник!.. Поговори мне!.. На каменоломни продам…

И с треском шмякнул трубку.

Из этого разговора Пиф не поняла ровным счетом ничего. Да и понимать ей ничего не хотелось. А Верховный снова затих, и она о нем опять забыла.

Потом дверь Покоев отворилась. Пиф поняла это по струе свежего воздуха, хлынувшей в комнату. Кто-то неловко затоптался на пороге. Потом, охнув, стал разуваться. Звякнула пряжка брючного ремня. Чав-чав-чав — подошел по винограду к ложу. Присел рядом. Голый, теплый, потный.

— Привет, — произнес он неприятно знакомым голосом.

Пиф повернулась на ложе. Прищурилась (без очков плохо видела, а очки положила на столик рядом с бокалами, чтобы не мешали).

— Иди сюда, — сказала она. И протянула наугад руку, сразу коснувшись чужого покрытого мурашками бока с выпирающими ребрами.

Этот, с ребрами, осторожненько улегся рядом. Ему было неловко. Пиф поняла это. Ничего, сейчас они оба напьются, и все будет ловко.

Верховный Жрец подошел к ним поближе, поглядел, нависая из темноты над низким ложем и проговорил, явно цитируя кого-то из древних:

— «Любите друг друга, сволочи».

И бесшумно удалился.

Пиф на секунду нацепила очки, чтобы разглядеть, кого это ей подсунули. Даже привзвизгнула от изумления.

— Ты?

Бэда покаянно кивнул.

— Слушай, — спросил он младшую жрицу, — что здесь происходит?

— Оргиастическое совокупление здесь происходит, — мрачно сказала Пиф, снимая очки, чтобы только не видеть эту постную морду с белыми ресницами.

— Что?..

— Да ты совсем дурак! — разозлилась Пиф. — Руководству положено совокупляться. Это в Уставе записано… От этого в Оракуле надлежащая атмосфера, понятно?

Бэде ничего не было понятно. Он так и сказал.

— А при чем тут ты и я? Мы с тобой еще пока не руководим этим бесовским кабаком…

— А вот при том. Верховная Верховного терпеть не может. Она под него ложиться, видишь ли, не захотела. Откуда я знаю, какая ей вожжа попала? Позвонила мне, вызвала с дежурства… Ну да, все равно безбрачные с меня сняли… По твоей милости…

— Я помочь хотел… — начал Бэда.

— Да молчи ты! Помочь… Я и должна быть такой сумасшедшей, как ты не понимаешь… Вот менады… Возьми со столика стаканчик в виде бабы танцующей, а то я не вижу…

Бэда приподнялся на локте, нашел пустой стакан, повертел в пальцах.

— Девка пьяная… — сказал он. — Ну и что?

— Вот именно! «Девка пьяная»! Это менада — служительница Диониса. Неистовые менады растерзали Орфея, ясно тебе? Кровь и вино! Вино и кровь! Он с ними трахаться не хотел, вот они его и… в клочья… А голову в реку бросили, голова еще долго плыла и пела, пела… «Так плыли — голова и лира…» А ты — «девка пьяная»…

Бэда поставил стаканчик на место. Улегся, заложил руки за голову, тоскливо уставился в высокий, скрывающийся за клубами дыма потолок.

— И что теперь нам с тобой делать? — спросил он.

— Трахаться! — сердито сказала Пиф. Она тоже улеглась, вытянулась и уставилась в потолок. — Давай, трахай.

— Что?

— Ну да. Трахай меня.

— Я не хочу… — растерянно проговорил он.

— Я больно хочу! — озлилась вконец Пиф. — Оргиастичность в учреждении кто будет поддерживать? Гомер с Еврипидом?

— А Верховный — он почему с тобой не стал? Не захотел?

— Импотент он! — взвизгнула Пиф. — Он ни с кем не хочет! Он только со своим серебристым «Сарданапалом» хочет!

— А… — сказал Бэда.

Они помолчали. В безмолвии пьяная Пиф начала засыпать. Бэда осторожно укрыл ее шелковым покрывалом, и она тотчас же открыла глаза.

— Ты чего? — спросила она шепотом.

— Ничего… Расскажи что-нибудь, если не спишь.

— Про что тебе рассказать?

— Как ты стала жрицей?

— Ну… — Пиф улеглась поудобнее. «Поудобнее» означало, что она прижалась к Бэде всем боком и положила голову ему на руку. — Просто нанялась. Прошла тестирование, медицинское обследование — и стала работать. Жрица — это ведь должность такая… в табеле… У меня даже посвящений нет. Кроме одного, самого низшего. Так оно у всех вольнонаемных в Оракуле есть.

— Понятно, — сказал Бэда.

— А ты? — строго спросила его Пиф.

— Что я… Меня не очень-то спросили, хочу я здесь работать или нет.

— Откупись, — предложила Пиф. — Пятьдесят сиклей не такие большие деньги.