Синие стрекозы Вавилона

Несколько человек, сидевших на полу, смотрели на нее с интересом. Все они показались ей странно красивыми и спокойными. Умиротворенными. Ни одно из лиц в самолете не имело такого выражения.

Потом женщина с младенцем на руках встала, подошла к Мирре, тронула ее за плечо.

— Как ты умерла? — спросила она дружески.

Мирра покачала головой.

— Не помню, — сказала она.

Они сидели кружком на земле — сухой, серой, сожженной. Трава не росла на ней. Вокруг сидящих людей колебался туман, скрывая гигантский скелет сломанного экскаватора с распахнутой зубастой пастью ковша. Над ними стоял столб света.

Сияние исходило из невидимого источника высоко наверху. Если бы кто-нибудь из сидящих поднял голову, он увидел бы огромную крылатую фигуру, окутанную золотисто-зеленым опереньем сложенных крыл. Ангел стоял, вытянув правую руку высоко над головами сидящих, и свет изливался из его ладони.

Но никому даже на ум не пришло поднять голову.

Они были одеты в светлые одежды, мягче пыли, серебристые, как крылья моли. Суровое, прекрасное лицо ангела склонялось над ними с заботой и грустью, но никто не видел его.

Они разговаривали.

На коленях Пиф лежала черная книга. Обгоревшая мертвая книга, которая не пачкала светлые одежды сажей.

— Она мертва, как и мы, — сказала Пиф и вспомнила о доме, где были собраны мертвые вещи. — Нет, — сказала она, подумав, — мы мертвы как-то иначе, чем другие люди.

— Глупости! — отрезал Голос Комедианта, колыхнув туман.

— Ты хочешь сказать, что, например, Мэтр мертв по-другому?

Пиф кивнула.

— А Пастырь — иначе, чем Мэтр.

— Мэтр ищет Бога. И Пастырь ищет Бога.

— Не хочешь же ты сказать, что они ищут разных богов?

— Возможно.

— Бог один, но они ищут Его по-разному, — сказала Мирра, и все посмотрели на нее.

Из тумана донеслось хриплое механическое пение:

Поет моя шарманкаПо городским дворамТри песенки старинныхИ нежный вальс для дам…

— Карусельщик идет, — сказал Беренгарий и придвинулся ближе к Мирре, освобождая место. — Эй, Карусельщик! Иди, дело есть.

— Чего? — спросил Карусельщик с подозрением, но из тумана все же показался.

А шарманка не унималась, распевая во всю мощь своей механической души:

Вот сядет с папироскойДевчонка у окнаИ стряхивает пепел

На улицу она…

— Цыц, окаянная! — рявкнул Карусельщик и хватил кулаком по расписному деревянному боку своей подруги.

— Падам, падам, па… — просипела шарманка и замолчала.

Карусельщик пристроился между Пиф и Беренгарием. Пиф передала ему книгу, которую тот недоверчиво принял в руки.

— А что с ней делать-то? Головешка и головешка. — И хотел выбросить книгу вон.

Пиф перехватила его руку.

— Попробуй прочитать.

Карусельщик повертел книгу так и эдак. Понюхал, потрогал пальцем хрупкие страницы.

— Да как ее прочтешь-то, — сокрушенно проговорил он, все еще подозревая подвох. — Испорчена вещь, как ни взгляни.

Издалека донеслись крики, прерывая негромкий разговор собеседников. Невидимый за завесой тумана, Мэтр прокричал срывающимся голосом:

— Я хочу говорить с Создателем! Я хочу говорить с Создателем! Кто отвечает за этот бардак? Я хочу видеть Творца!

Из мрака ответил раскатистый бас:

— Нос не дорос!

Мэтр, отчаянно:

— Боже, ты меня слышишь?!

Бас:

— В гордыню впадаешь, смерд?

— Господи! Куда я попал?

— На тот свет! — рявкнули.

— Это ад, ад?.. — пискнул Мэтр.

В тумане вкусно хохотнули, зашумели крыльями.

— А ты как думаешь, холуй?

— Ад! — завизжал Мэтр.

— Ты сказал, червь! — удовлетворенно прогудел бас.

— Сатана! Изыди, изыди!

— Червь!

— Я не червь! — надрывался Мэтр. — Я член пар… и союза писателей!

— Хуй ты, а не член! — сказал ангел.

— Господи, за что караешь?

— За гордыню тебя карают, жирный ты пиздюк. За глупость тебя…

— Ты не Господь, — неуверенно сказал Мэтр.

— Я ангел Его, — загремело из тумана.

Потом стало очень тихо. И только через несколько минут Мэтр простонал — еле слышно:

— Ой, мама, мамочка… куда же я попал?

Пиф посмотрела на Мирру.

— И сколько же лет он так…

Брови Мирры сошлись в дугу.

— Его удел — не понимать, бродить впотьмах и страдать. Твой удел — жалеть его.

— …летит напев печальный!.. — вдруг лязгнула шарманка и тут же испуганно притихла.

Карусельщик осторожно перелистывал страницы. Все были совершенно черны. Свесив голову, печалился возле него Беренгарий.

— Все, все было напрасно, — бубнил он, — нам никогда не прочитать ее…

Ему никто не ответил.

А потом в тумане появилась сияющая точка. Она приближалась, и мгла расступалась перед ней, точно светом сжигало туман.

— Аглая идет, — беззвучно проговорил Комедиант.

К собеседникам вышла девочка лет семи. Крепкий загорелый ребенок с двумя толстенькими косичками. Она склонила голову набок и улыбнулась, озарив собравшихся золотистым светом.

— Вот ты где, мама, — важно промолвила она, обращаясь к Пиф.

Женщина и девочка шли, держась за руки, по цветущему саду.

— С тех пор, как я здесь, впервые вижу цветущие деревья, — говорила Пиф, касаясь рукой то одной ветки, то другой. — Прошло столько лет. Впервые они зацвели. Я уже забыла названия.