Синие стрекозы Вавилона

Словом, жили они и лепили мартышек, мормышек, мормонов, мортиры и…

— Муди, — сказала Тилли, задумчиво качая ногой. Она была босая, в подвернутых у щиколоток джинсах.

— Какие еще муди? — удивилась Элси, отодвигая от себя чашку. Чашка была старинного тонкого фарфора, покрытого изнутри сеточкой трещин. Чай, который пила Элси, был жиденький, так что и пила-то она его просто чтобы чем-нибудь заняться, а не ради тонизирующего эффекта или там от жажды. Облизав липкие от мармелада пальцы, Элси уставилась на Тилли.

— А что такое «муди»? — спросила где-то далеко наверху, невидимая со дна колодца гигантская Алиса, которая одним любопытным глазом безуспешно пыталась заглянуть в этот самый колодец.

Там, на небесах, неподалеку от начала мироздания, огромная Чайная Соня сонно бормотала и бормотала свою сказку, сидя в чудовищном небесном чайнике, куда запихал ее запредельный Шляпа.

— Потому что на букву «м», — расслышала космическая Алиса и, ничего не поняв, прикусила губу. Она боялась, что ее сочтут дурочкой.

— Ты что, совсем дурочка? — сказала Тилли, продолжая покачивать ногой. — Такие муди, какие у мужика между ног. Вернее даже не муди, а хуи как таковые.

— Выражайся яснее, — сердито сказала Элси.

— Яснее некуда. Нет ничего однозначнее хуя. — Тилли смяла в пальцах комок пластилина, отлепив его от чайника. — Я заходила сегодня в «Интим-шоп». Ну, в тот новый магазин, который за Пятым Колодцем открылся.

— Ты? На хуя? — спросила Элси, недоумевая.

— Именно на хуя, — сказала Тилли. — Говорила с хозяином. Не с самим, конечно. Сам где-то на Канарах, задницу греет. С Верховным Холуем. Ничего мужик, толковый. — Она вздохнула. — В общем так, девки. — Тут она подняла глаза на своих подруг, которые слушали, приоткрыв рты. — Если дело выгорит и мы действительно получим заказ, в деньгах купаться будем. Я почти убедила его в том, что лучше нас ему ни одна фирма хуев не налепит.

— Хуев? — выговорила Лэсси. Она курила, сидя на подоконнике.

— Вот именно. — Тилли встала, протиснулась к плите между буфетом и толстыми коленками Элси, налила себе еще чаю. С сомнением посмотрела на плескавшуюся в чашке желтоватую жидкость. — Я прочитала ему целую лекцию о культурном и грамотном онанизме, — продолжала Тилли, небрежно плюхнувшись обратно на табуретку.

Пойдем отсюда, Алиса. Тебе не нужно слышать того, что сейчас будет рассказывать Тилли. Пойдем отсюда, хорошо воспитанная английская девочка с бантом в кудрявых волосах. Смотри, Чайная Соня уже храпит в небесном чайнике. Больше ты не дождешься от нее сказок. Стоит ли теребить ее за уши?

И созвездие Алисы закатилось над колодцем, и только Альфа Мартовского Зайца светилась прямо над тем домом, где пили свой безумный чай три сестрички, три бедных сиротки, а это означало, что уже наступало утро.

— Древние сексуальные традиции Востока, — говорила Тилли, прикладываясь то к чаю, то к «Беломору».

— Снятие стрессов, особенно у деловых женщин, — говорила Тилли, неприятно морщась, когда мармелад попадал на больной зуб.

— Неповторимые в своей индивидуальности хуи, выполненные в технике утраченной мармеладной модели, — говорила Тилли, давя окурок о край горшка, где чахло неубиваемое алоэ.

Элси расплескала чай на свои толстые коленки.

— Из чего он собирается лить хуи? — спросила она деловито. — Мы же только по мармеладу работаем. Не из стали же?..

— Нет, конечно. Что ты как дура, в самом деле. Из резины. — Тут Тилли хихикнула. — Он, оказывается, прежде ремонтировал автомобильные покрышки, ну вот из той резины и…

— А санитарные требования?

— Не твоя забота. И не моя. Равно как и резина. Наша задача — поставлять ему неповторимые модели. Справимся?

Элси потянулась и зевнула. День выдался трудный.

— Идем спать, — сказала она, отставляя чашку на стол, где громоздился уже десяток немытых чашек самого разного вида и размера. — Утро вечера мудаковатее.

И все три отправились в спальню, где рядком лежали три матраса, в разное время украденные с разных кроватей. Кроватей же в комнате не было. Ведь сестричек недаром называли бедными сиротками — ничего-то у них толком не было, только жидкий чай в треснувших чашках, краденые матрасы и еще немного всяких вещиц, таких мелких, что разглядеть их сверху, заглядывая в колодец одним только глазом, решительно невозможно.

К Верховному Холую сперва не хотели пускать, придирчиво осматривали посетительницу — и по монитору, пока Тилли топталась у входа в офис и давила на кнопку звонка озябшим пальцем, и в предбаннике — изучающе, сверху вниз, с высоты пятнисто-зеленых богатырских плеч, щурясь с тем смешливым мужским пренебрежением, которое так хорошо знакомо было малорослой, щуплой, угловатой Тилли: на подростка похожа, впору снежками насмерть забить, да и одета кое-как, в обноски чьи-то. Все это знала Тилли наизусть и потому равнодушно и привычно крысилась, прокуренным своим голосом Верховного Холуя добиваясь у охранника и настаивая на том, что ей «назначено». А что в книге о том записей не сделано, так оттого, что Младший Холуй зря свои деньги получает и забыл вписать.