Синие цветы I: Анна

– Извините, – я растекаюсь грязноватой лужицей, словно тающая льдинка.

Он морщит нос.

– Достаточно извинений. Они никому не нужны.

– Ну да. И я тоже.

– Кофе остывает.

– Да, – я отпиваю из чашки и не ощущаю вкуса.

Снова тягостная тишина. Он выглядит непроницаемым, бесчувственным, поглощенным собой. Сидя возле холодной стены, воздвигнутой нашим молчанием, я чувствую, как лед внутри меня начинает медленно, медленно таять. Что-то щекочет мою щеку, я трогаю и удивляюсь – вода? А он смотрит в свой кофе, и его веки перламутрово мерцают. Я думаю: «Это же надо, выкрасить волосы в такой цвет». И вдруг всхлипываю. Прозрачная слезинка растворяется в кофе. «Розовый, – думаю я, – розовый. С ума сойти…»

За первой слезой спешит вторая, а потом сразу десятки других. Конечно, в обычной ситуации я не начала бы. Но этот незнакомец втянул меня в некое ирреальное пространство. Все странно сегодня, и мои привычные ограничения вдруг утратили силу. Я не плакала так долго, что почти забыла, как это делается, и сейчас как будто наблюдаю себя со стороны. Должно быть, уже все в кафе обратили на меня внимание – эти громкие звуки сложно не услышать. А розовый незнакомец присутствует так незначительно, что почти отсутствует, думает, наверное, о краске для волос, счетах, длине ногтей – о том, что не имеет ко мне ни малейшего отношения, пока я реву, подвываю, сбивчиво пересказываю ему мое горе, захлебываюсь слезами, на минуту затихаю и снова начинаю реветь. Мне уже плевать, как это выглядит: я, похожая на бродяжку, или дворняжку, какая разница, и он, сама элегантность, но с примесью педерастичности, и одни его перчатки стоят дороже, чем вся одежда на мне.

Пока я рыдаю, он приканчивает кофе и заказывает еще одну чашку для себя и бокал с чем-то золотисто-алкогольным для меня.

– Пей.

Я выпиваю залпом, захлебываюсь, прокашливаюсь и немного реву еще.

– Десерт? – предлагает он.

– Нет, спасибо. Своей истерикой сыта по горло.

Он дает мне платок – клочок батиста, на который я смотрю с недоумением. В итоге я беру бумажную салфетку и сморкаюсь в нее.

– Все? – сдержанно интересуется он.

– Нет, – возражаю я, все еще вздрагивая. – Мне стоит убить себя в его доме. Пусть ему будет стыдно.

– Лучше бы занялась своими волосами. Они грязные. Более того, они пахнут.

– Мне плевать, как я выгляжу, – возражаю я и, хотя в течение двух месяцев так оно и было, улавливаю в своем голосе неискренность.

– Я могу понять это безразличие к себе после самоубийства, но не до него, – он выглядит абсолютно серьезным.