Но и я стала черствой. Что он чувствует, сосуществуя с человеком презрительным, отчужденным и холодным? Каждая моя фраза, обращенная к Янвеке, сочится раздражением. Я пыталась не делать обожание, которое испытываю к Науэлю, одним из орудий в нашей войне, но так получилось само собой. Легкость совращает. Мне достаточно произнести «Науэль», и я закатываю Янвеке в асфальт. Я хорошо изучила Янвеке, но лишь ради того, чтобы выяснить, что ранит его больше. Он тоже знает меня достаточно – как старого врага, и говорит, поразмыслив:
– Ты не сможешь меня ударить.
– А давай проверим, так ли это? – огрызаюсь я.
Тихо, плавно, вдруг отставив свою неуклюжесть, он приближается ко мне, намереваясь отобрать нож. Если Науэль вообще явился сегодня ночью, то уже должен ждать меня на нашем месте.
– Ты не сможешь ранить меня. И никого не сможешь. Это не в твоем характере. Ты не способна даже ответить ударом на удар.
Еще один шаг ко мне.
– Отойди! – взвизгиваю я и бью ножом. Лезвие скользит по коже плоской стороной, не оставляя надреза. Я бью себя снова – по руке ниже локтя, не со стороны вен. На этот раз удается, и из ранки быстро выступает кровь, на которую я смотрю восхищенными глазами, точно на выигрышный лотерейный билет. Янвеке растерянно моргает. – Если я не могу поранить тебя, я порежу себя. Отдай мне ключи!
Спустя десять секунд на моей руке уже три отметины – не глубокие, но крови достаточно много. Вскоре я наберусь достаточно опыта, чтобы написать статью «Режем себя правильно» для журнала «Семейное здоровье». Почему-то я совсем не чувствую боли, и нож теперь входит в кожу легко, как в масло.
На лице Янвеке потрясение.
– Ты до такой степени хочешь уйти?
О нет, я не хочу. Я ЖАЖДУ, и стремление к бегству поглощает меня полностью, меня не хватает даже на удивление – впервые за всю историю наших отношений Янвеке интересуется, чего я хочу. Как будто до него, наконец, дошло, что у меня есть желания.