Синие цветы I: Анна

Я перешла к столу и посмотрела на заглавие книги, лежащей кверху обложкой. «Основы журналистики». Зачем это ему? Стопка комиксов, детская книжка с картинками, любовный роман, ха-ха (интересно, смогу ли я теперь шантажом заставить Науэля жениться на мне?). Хотя вряд ли получится шантажировать девчачьими книжками парня, собравшего такую коллекцию кукол. Я знала, как бы он объяснил мне, зачем они ему: «Они красивые». В этом-то и проблема. Его всегда тянуло только к красивому. Я покосилась на Ирис.

Стопочка бумаг с чем-то, напоминающим тестовое задание (а, б, в), но я ничего не поняла, так как текст был на ровеннском. Несколько не разлинованных листов, покрытых сползающими вниз строчками (опять-таки, ровеннский, не прочесть). Мелкие, угловатые, какие-то половинчатые буквы. Это почерк Науэля? Фантики от леденцов, заполняющих круглый аквариум. Пачка сигарет, судя по потертостям, вскрытая очень давно, но почти полная. Косметические средства, хаотично сваленные между книг, бумаг и кукол. Я взяла верхнюю из стопки еще не распечатанных пластинок. Она называлась «Кровь как лимонад». Название мне не понравилось – после кровопролития, увиденного мною в реальной жизни, я сочла подобное сравнение дурным тоном.

Я разложила салфетки на полках, на диване, на столе. Одну («Постригись!») я оставила на его подушке, просунув под одеяло. Уходя, я заметила на двери доску с разметкой, ощетинившуюся дротиками с воинственно-красным оперением.

После ужина, возвратившись в свою отшельническую пещеру, я обнаружила на подушке салфетку со словами «Ты урод». «Ты» было зачеркнуто и сверху фиолетовым карандашом для глаз надписано: «Я». Тем же карандашом Науэль подчеркнул слово «урод» несколько раз. Я порвала салфетку на мелкие кусочки и в комнате Науэля, снова пустующей, вытряхнула их на ковер.

Проснувшись утром с мокрыми после очередного кошмара глазами, я увидела, что Науэль приходил, пока я спала, и разложил на моем одеяле салфетки «Когда мы уедем отсюда?», свернув их в голубей. Встретив Науэля в коридоре, я похлопала его остроумию. Он поклонился мне до пола, умудрившись при этом не расплескать кофе из чашки, которую держал в руке.

Все еще размышляя над странным чувством юмора Науэля, я слонялась по дому, когда свет из приоткрытой двери позвал меня, как мотылька, также, как мотыльку, не суля ничего хорошего. Я вошла в комнату крадучись в соответствии с новоприобретенной привычкой таиться. Дьобулус сидел на узком, обтянутом сиреневым шелком, диване и читал книгу. Положив голову на его колени и, как эмбрион, поджав ноги, безмятежно спал Науэль.

Дьобулус не поднял головы, продолжая читать, а я встала, глядя на них и чувствуя, как от моего сердца медленно откалываются куски. Науэль выглядел умиротворенным и довольным. Я не должна была расстраиваться, но именно это и терзало меня: Науэль был счастлив рядом с Дьобулусом. Науэль улыбался ему, всегда был готов поговорить с ним, дотрагивался до него и позволял ему прикасаться к себе. С Дьобулусом он не был холодным, замкнутым и колючим. Науэль любил этого зловещего типа – чувство, которое он никогда не демонстрировал по отношению ко мне.

Вдруг я осознала, что Дьобулус отвлекся от книги и смотрит на меня своими золотистыми, как у тигра, глазами. Наши взгляды встретились, и он улыбнулся с нескрываемым презрением.

– За что вы так со мной? – спросила я. Глаза щипало. Хотя я старалась не моргать, голос выдал меня, прозвучав хрипло. – Я ничего вам не сделала. Вы даже не можете ревновать его ко мне, потому что я для него никто.

Дьобулус прищурился. Задержав дыхание, я ждала хотя бы намека, что он способен испытать сочувствие ко мне, посмотреть на меня без пренебрежения.

– В этом все и дело, – проговорил Дьобулус, обсасывая каждое слово, как ледышку. – Это твоя проблема. Ты никто. Вообще. По жизни.

У меня просто не было слов (на самом деле, были, но ни одно из них не прозвучало бы убедительно), поэтому я развернулась и ушла. Дрожащие ноги привели меня в какую-то комнату, где я обессиленно опустилась на диван. Не прошло и тридцати секунд, как заявился рыжий котище, столь же высокомерный, как его хозяин. Приблизившись, он задрал голову, посмотрел на меня как на дерьмо и напряг лапы для прыжка. Я суетливо встала. Кот вспрыгнул на мое место, этим снова напомнив мне Дьобулуса – ведь диван был таким длинным, а я занимала лишь малую его часть, но он желал лишить меня и моей скудной доли.

В хмыканье вдруг возникшего в комнате Науэля сквозило раздражение.

– Что опять со мной не так? – спросила я с тихим отчаяньем.

– Тебя согнал с дивана кот!

– Но он такой нахальный, – беспомощно призналась я, и Науэль внезапно впал в ярость.

– Это всего лишь кот! Если ты с паршивым котом совладать не способна, с кем в этом мире ты можешь справиться? Да это ты должна стряхивать его с дивана!

Я нервно облизала губы, глядя на Науэля с немым удивлением.