Синие цветы I: Анна

– Милые браслеты, под ними шрамов почти не видно. Чего вскрыться-то пыталась – тяжелые обстоятельства или тяжелый проступок?

– Твоя подружка немного шлюховата, но, поверь мне, с потаскухами веселее. И потом, нужно же тебе когда-то расстаться с девственностью.

– Вы двое так мило смотритесь. Его жена зарыдала бы от умиления, обнаружив, что он вовсе не на ночном дежурстве, а здесь, с тобой.

– А ты чего дернулся? Что-то из вышесказанного имеет к тебе отношение?

– Милый мальчик, правда? Ничего, он еще немного подрастет, заведет себе клушу и будет колошматить ее, пока все зубы не повылетают!

«Он псих, – отчужденно подумала я. – В смысле по-настоящему». Я встала и начала застегивать пальто. Руки сильно дрожали.

– И ты обвиняешь меня в том, что я грохнул какого-то придурка? – истерически зашептал Науэль, подскочив ко мне. – С врагом не церемонятся. Если ты отпустишь его сегодня, он прикончит тебя завтра. Я обманул его? Да, обманул, потому что он посмел угрожать тебе. Я все сделаю ради тебя, если понадобится: украду, подставлю, убью, сожру, отрезая куски от еще живого. Я не побоюсь взять это на себя. Тебе ясно?

– Ясно, – сказала я и вышла.

Науэль последовал за мной.

На улице асфальт был покрыт белыми блестками. Как в сказке. Белизна первого снега контрастировала с чернотой в моей душе.

– Что с тобой случилось? – спросила я, бессильно взмахнув руками. – Как получилось, что ты вырос таким озлобленным, нервным, жутким? Я хочу знать!

Он скрылся от меня в машине. Я ворвалась следом, настаивая:

– Я должна знать.

– Единственное, что ты должна – это уехать к Дьобулусу.

– Нет.

– Уезжай.

Науэль включил проигрыватель, и громкая музыка помешала моей попытке продолжить спор. Снежинки разбивались о ветровое стекло, темное шоссе, словно седое под белой крошкой, скользило под колесами, а Науэль растворился в сладких песенках почти полностью. Я понимала, зачем он это делает. Он сбегал в мир, где несчастья были лишь канвой для навязчивых мелодий, а сердца разбивались вдребезги, словно выточенные из хрусталя, и срастались обратно уже к следующей песне. Где слезы застывали на щеках, превращаясь в бриллианты – какой замечательный способ украсить себя. О да, Науэль хотел бы остаться в этом кукольном ненастоящем мире навсегда. Он жил бы в розовом домике, пил бы чай из маленьких пластмассовых чашечек, сидя на красном бархатном диванчике, и его голова и грудь были бы полыми. Он бы все отдал за рецепт, как вытравить из себя все человеческое.

– Останови машину, – потребовала я, увидев освещенный участок автозаправки. – Меня тошнит.

Он не сказал мне ни слова, когда, шатаясь и поскальзываясь, я побрела прочь. Снег уже начал таять, превращаясь в серое месиво, хлюпающее под ногами. Я часто задышала, и будто бы стало чуть лучше. Возле заправочных автоматов бродила продрогшая собака, тыкаясь носом в разбросанные по асфальту фантики и смятые пластиковые стаканчики. Я купила ей мясной пирожок в круглосуточном киоске возле автозаправки, и она не сразу решилась его взять.

Плакат лежал прямо на асфальте, влажный и призывно яркий. Я наклонилась, чтобы рассмотреть его. На плакате была Ирис, вся розовая и золотистая. Ее руки были подняты, и на каждой ладони лежало по звезде. Как третья звезда, сияла ее улыбка. «ДОТЯНУТЬСЯ ДО МЕЧТЫ» – призывали крупные буквы, но я заподозрила, что до некоторых мечт лучше не дотягиваться. Снизу, мелким шрифтом, были напечатаны города и даты.

– Едем к Окедерек, – сообщила я Науэлю, ворвавшись в машину.

– Зачем?

– Затем, что мне так хочется, – я нетерпеливо застучала пальцами по приборной панели.

«Я убил человека, просто так, ни за что», – звучало в моей голове. Меня снова затошнило, и я попыталась дышать ровно и глубоко. Ладно. Если эта женщина не ответит на мои вопросы, я хотя бы проясню для себя их отношения.

Правда о Науэле пугала меня. Но желание узнать ее до конца сводило меня с ума.

12. Бывшие и будущие

If I see you again

Will you remember me?

Clare Maguire, “Sweet Lie”

Науэль купил мне одеяло взамен потерянного где-то в недрах магазина «Тележка». Одна единственная его улыбка согрела бы меня лучше, но это было дороже, чем Науэль мог себе позволить.

Проводя время за игрой в молчанку, мы оба уже по десять раз выиграли. Если Науэль о чем и говорил, так только о том, что пора бы мне к Дьобулусу. Я понимала, что в Науэле произошел надкол, когда он увидел пистолет возле моей головы, и что сейчас он пытается вынудить меня уехать, раз уж мне не хватает благоразумия принять такое решение самостоятельно, но от этого его поведение не бесило меня меньше.

Сейчас он стоял в телефонной будке, прислонившись спиной к стеклу, и вел очередной разговор, содержанием которого не намеревался со мной делиться. Десять минут я наблюдала, как шевелятся его губы, и чувствовала, как во мне поднимается гнев. Стоило Науэлю вернуться в машину, я напустилась на него:

– Все эти звонки… Может, поделишься со мной, что удалось узнать? Это общее дело, ты забыл?