Синие цветы II: Науэль

В маленьком полутемном подвальном баре, куда он привел меня, мы разговаривали долго-долго, сидя за угловым столиком, скрытом от глаз остальных посетителей свисающими с потолка гирляндами искусственных растений. Стефанек собирался снять фильм. Название он выбирал между «Церемонией», «Смертельным поцелуем» и «Трансмиссией». Такой разброс указывал, что он пока весьма смутно представляет, что намерен делать.

– Понимаешь, сценарий – это не роман, – объяснял он. – Герой книги ограничен лишь возможностями фантазии автора; сценарий же завязан на исполнителе главной роли. Я примерно знаю, что хочу рассказать, но мои планы обретут четкость лишь тогда, когда я взгляну в глаза моего актера.

И Стефанек хотел, чтобы его актером стал я. Только я. Я спросил, с чего такая замороченность на мне. Он перегнулся через столик и потянулся ко мне, словно для поцелуя. Я бы не возражал. Мне нравились его глаза и прическа.

– Я искал воплощенное противоречие, кого-то, кто вызывал бы амбивалентные чувства, одновременно раздражая и внушая симпатию. Ты развязный, но в тебе присутствует странная неуверенность. Все перепробовал, но в твоем взгляде сквозит такая невинность, что в это плохо верится. Ты агрессивен, но так ты прячешь свою беззащитность. Ты то кажешься старше своего возраста, то в тебе проступает подросток. Ты не можешь стать кем-то другим, выпрыгнуть из своей шкуры, как бы она ни жала, и в то же время ты – совершенно не ты.

– И все это уместилось в моих глазах? – уточнил я.

Он улыбнулся:

– Мелким шрифтом.

– Если на основе этого ты снимешь фильм, я не представляю того, кто будет способен досмотреть эту муть до конца.

Он пожал плечами, бесцельно размазывая ложкой мороженое по краю креманки.

– Так ты согласен?

– Если ты дашь мне сигарету.

– Я дам две.

– А согласие на что подразумевает вторая?

Его сигареты напоминали конфеты по вкусу, оставляли на губах сладость и даже пахли соответствующе. Я решил, что он странный тип. Непосредственный, наивный, как ребенок, он был склонен к излишней жестикуляции и говорил очень эмоционально – я еще не решил, нравится ли мне это. Он был так оживлен, что не приходилось сомневаться – вот-вот перегорит. Ему было восемнадцать, и он был ниже меня на голову, что позволяло мне во всех смыслах смотреть на него свысока. Мы продолжали болтать, заглатывая разноцветные коктейльчики, и я втайне удивлялся, как много эта дерганая синеглазая малявка знает. Все обо всем. И хотя моя любознательность обычно не поднималась выше нуля, каким-то образом ему удалось меня заинтересовать.

Мы докурили его сигареты, и даже мои сигареты, и купили сигарет еще, и на улице начало светать, и я впервые заметил усталость.

– Ну что? – спросил он. – Все в силе? Начинаем работу?

Я посмотрел на его взъерошенные волосы, в его большие глаза и мысленно сказал себе: «Если ты сбежишь сейчас, ты больше никогда его не увидишь, так что соглашайся». Мне следовало бы обеспокоиться. Не должны, не должны возникать такие мысли. Но я совсем размяк от коктейлей, сигарет, тепла в баре и обволакивающего мягкого взгляда Стефанека.

– Давай рискнем.

Он обрадовался простодушно и искренне, но у меня на душе заскребли кошки.

– Ты помнишь, где я живу?

– Нет.

Стефанек вытащил из кармана блокнот и карандаш и накарябал адрес. Оторвав, сунул листок мне в карман.

– Приходи завтра в восемь утра.

– Завтра – которое завтра?

– А, – на секунду подвис Стефанек. – Ведь уже завтра. Тогда сегодня, в четыре.

Я кивнул и, комкая в кармане блокнотный лист, побрел прочь. Стефанек окликнул меня:

– Покажи язык.

Я предположил, что расслышал не так, но все равно обернулся и высунул язык.

– Зеленый, – рассмеялся Стефанек.

Его был желтым. Красители из коктейлей. Вот как воспринимать этого придурочного паренька всерьез? Моя тревога улеглась.

В первый весенний день (мало отличающийся от последнего зимнего) мы приступили к съемкам фильма – как с обрыва прыгнули. По выражению Стефанека, это были полтора месяца чистого безумия. Имеющихся у него денег хватило бы на роскошную трехдневную вечеринку с вызванным излишествами летальным исходом некоторых участников, однако для съемок фильма этого количества было явно недостаточно, так что приходилось экономить на всем. Актерам плата не полагалась вовсе. Да и какие они были актеры – Стефанек просто набрал первокурсников из театрального, согласных работать на энтузиазме и паре-другой таблеток. Реквизит мы собрали по знакомым. Но вот аренда оборудования и наем профессиональной съемочной группы съели практически весь бюджет. Когда я спросил Стефанека, откуда у него средства, он ответил, что шантаж и угрозы способны превратить любых родителей в любящих и щедрых. Если, конечно, они не сочтут, что проще один раз прикончить отпрыска, чем сто раз раскошелиться.