Синий мир. (Сборник)

Резким медным голосом он сказал Гордону:

— Я к вашим услугам.

Гордон встал.

— Хорошо, удалимся на полчаса и обсудим ваши намерения. — Он поднял ладонь в сторону Магнерру: — Вам будет предоставлена та же привилегия, успокойтесь. Поговорите с Хабальяттом о былых временах. Я знаю, что когда-то он занимал вашу позицию.

Архи-Товэрэч Гаменза дождался, когда Гордон спрыгнул с помоста и вышел из зала, а затем пошел следом, пропустив вперед архи-Товэрэча Омеретто Имполант. Маргарита небрежно помахала Джонатану ладошкой: «Увидимся позже». Она ушла в другую дверь.

Джонатан нашел скамью в углу и устало сел. Перед ним, словно позирующие модели, неподвижно стояли Мейнги. Ильфейенн — сама свежесть и утонченность. Мейнг же был не похож на самого себя, он стоял — непривычно усталый, опущенный и беспомощный. Аборигены Балленкрайча, одетые в дорогие, но безвкусные и чопорные наряды.

Подданные Гордона, непривычные к перебранкам и хитроумным изворотам, выглядели смущенно и встревоженно и о чем-то тихо перешептывались друг с другом, хмуро озирая гостей. Ильфейенн повернула голову, обведя зал взглядом. Она увидела Джонатана, помедлила, затем подошла, села рядом и надменно произнесла:

— Вы издеваетесь надо мной!

— Мне это неизвестно.

— Вы нашли человека, которого искали. Почему же вы теперь ничего не делаете?

— Я передумал, — пожал плечами Джонатан.

— Потому что желтоволосая женщина — Маргарита — находится здесь?

— Отчасти.

— Вы мне никогда о ней не говорили.

— Не думал, что вам это интересно.

Ильфейенн не сводила каменного взгляда с противоположной стены зала.

Джонатан заметил:

— А знаете, почему я передумал?

— Нет, не знаю, — она покачала головой.

— Из-за вас.

Ильфейенн живо повернула к нему лицо с горящими глазами:

— Так вы оказались здесь только из-за светловолосой женщины?

— Каждый мужчина раз в жизни может оказаться круглым простаком. Минимум один раз...

Это ее не успокоило.

— А сейчас, я полагаю, если я пошлю вас искать кого-нибудь, вы уже не пойдете? Значит, она для вас значит больше, чем я?

— О, Господи! — застонал Джонатан. — Прежде всего вы никогда не давали мне причин думать... О, дьявол!

— Вы разве не помните, я вам предлагала стать моим любовником.

Джонатан раздраженно посмотрел на нее.

— Мне бы хотелось...

Он вспомнил, что Кайирилл — не Земля, а Ильфейенн — не девушка из колледжа.

Ильфейенн засмеялась:

— Я вас очень хорошо понимаю, Джонатан. На Земле вы привыкли считать мужчин главными, а женщин — вспомогательными существами. Но не забудьте, Джонатан, вы еще кое в чем мне не признались. В том, что любите меня.

— Да, вы правы. Боюсь, что это так, — проворчал Джонатан.

— А вы не находите, что теперь самое время, попытайтесь.

Сделав отчаянную попытку, Джонатан с радостью обнаружил, что, невзирая на тысячу световых лет и полную противоположность культур, девушка — это девушка, будь то друид или студентка.

Гордон и архидруиды вернулись в зал.

На белом лице друида неподвижно застыл целый набор чувств.

Гордон обратился к Магнерру:

— Может быть, теперь вы окажете любезность и обменяетесь со мной несколькими словами?

Еле сдерживая гнев, Магнерру встал и отряхнул платье.

Затем вслед за Гордоном прошел во внутренний кабинет. Видимо, интимные беседы были ему не по вкусу.

Хабальятт сел рядом с Джонатаном. Ильфейенн неподвижно глядела в сторону. Хабальятт был встревожен, — желтые складки на подбородке бессильно свисали, веки опущены.

— Встряхнитесь, Хабальятт, — сказал Джонатан, — вы еще не мертвы.

Хабальятт покачал головой:

— Планы всей моей жизни разлетелись вдребезги...

Джонатан быстро взглянул на него. Было ли это уныние искренним, а вздохи — на самом деле печальными вздохами? Он осторожно спросил:

— Я еще не знаю вашей позитивной программы.

— Я — патриот, — пожал плечами Хабальятт, — я хочу видеть родину процветающей и богатой. Я пропитан культурой своего мира, — для меня нет причин желать жизни лучшей, и я хочу, чтобы эта культура простиралась дальше, поглощая культуры других миров, присоединяя хорошие достижения и подавляя плохие.

— Другими словами, — сказал Джонатан, — вы такой же ярый империалист, как и ваши военные приятели. Разве что методы у вас другие.

— Боюсь, что вы совершенно правы, — вздохнул Хабальятт. — Более того, я боюсь, что эра военного империализма отошла далеко в прошлое и сейчас возможен лишь культурный империализм. Одной планете не так-то просто победить и оккупировать другую. Она может ее опустошить, превратить в хлам, но отрицательные явления завоеваний непреодолимы. И еще я боюсь, что военные авантюры истощат Мейнгер, разрушат Балленкрайч и откроют дорогу религиозному империализму друидов.

— Можно подумать, что он чем-то хуже вашего культурного империализма? — загораясь, вскрикнула Ильфейенн.