Сионизм: теория и практика

С настойчивостью, достойной лучшего применения, Ахад-Гаам свою «теорию» стремился воплотить в практику. Он был полон желания оказывать реальное политическое воздействие на сионизм. Это приводило его к постоянным столкновениям с официальными лидерами движения, Герцлем и Нордау. Грызня в сионистских кругах заставляла иногда и противников Ахад-Гаама проговариваться о фашистских тенденциях его идеологии. Например, М. Нордау, стремясь выгородить свой «либеральный» вариант сионизма, так отзывался о своем конкуренте: «Единственно, что он хотел бы перенести из Европы в «новую родину», это — принципы инквизиции, приемы и способы действий антисемитов. Идея свободы — выше его понимания. Он представляет себе свободу в виде гетто, но только с переменой полей; так, например, по его мнению, «преследование и угнетение должны существовать по-прежнему, но с той разницей, что уже не евреи будут их жертвами, а наоборот»[46].

В плане внешнеполитическом платформа Ахад-Гаама сводилась к осуществлению сионизма «на местах». Палестина должна стать не реальной родиной для еврейских трудящихся масс, а «духовным центром», координирующим и направляющим националистическую деятельность евреев-сионистов во всех странах мира[47]

. Все это как нельзя лучше соответствует нынешнему правительственному курсу Израиля.

Отмежевываясь иногда от экстремистских «странностей» своего партийного «гения», сионисты неизменно, однако, воздают «должное» Ахад-Гааму. Отражая объективную котировку акций на буржуазной бирже идей, «Еврейская энциклопедия» еще при жизни нарекла Гинцберга «самой центральной, самой цельной фигурой»[48] в сионистском движении.

Новые попытки приспособить хасидизм к целям сионизма предпринял в своих книгах Мартин Бубер (1878–1965 гг.). В основу буберовской «философии» положено непознаваемое чувство причастности человека к богу, их «диалог». В 1957 г. в последних строчках послесловия к новому изданию своей главной работы «Я и ты» (написанной еще в 1923 г.) М. Бубер провозглашает: «Взаимная нужда бога и человека друг в друге так же несомненна, как несомненно существование бога» [49]

.

Человек, по Буберу, обретает истинно человеческое существование только тогда, когда прорывается из плена окружающих вещей, выходит за рамки обыденного обезличенного отношения «я — оно» и вступает во внутренний диалог с «вечным ты» — богом, постигая таким образом через диалог «я — ты» сущность мира, смысл жизни и обретая подлинное бытие.

Сразу возникает вопрос: для чего потребовалась Буберу эта словесная эквилибристика вроде игры местоимениями «я» и «ты», обозначенная им как «диалог» человека с богом? Бубер использует выдуманный им «диалог» всего лишь как прием, средство для «обоснования» давно всем знакомой иудаистской догмы о превосходстве евреев над другими народами, для подтверждения их «богоизбранности». Ведь беседовать с богом, по мнению Мартина Бубера, дано не каждому, а только носителю «исключительных» качеств, коим и является еврей.

Доказательством «исключительных» качеств, якобы присущих евреям, сионисту-философу служат придуманные им же самим рассуждения о стремлении еврея к единству «между богом и вселенной»[50].

Воля к единству, по мнению Бубера, сделала еврея «творцом». Еврей-«творец», да еще «от бога», весьма подходящая фигура для сионистских «теоретиков». Ведь тогда заранее оправдывается экстремизм, расизм и т. п. в практике сионистских лидеров, ибо за содеянное ответственность «несет» бог, а что делает бог — «все к лучшему». Следуя буберовской логике «философии диалога», можно прийти к оправданию политических и военных акций сионистов на Ближнем Востоке.

Философия Бубера, идеалистическая и мелкобуржуазная по существу, уводит израильские трудящиеся массы от борьбы с эксплуататорами, заменяет призыв к классовой борьбе проповедью «социал-сионистской» утопии. Эта философия вредна, как и всевозможные разновидности «христианского социализма». Она базируется на печально знакомом мотиве «национальной исключительности» и «богоизбранности» одного-единственного народа, испокон веков беседующего с богом на «ты». «С нами бог» — вот религиозно-националистический фундамент всей системы М. Бубера.

Среди современных сионистских «теоретиков» также популярны «труды» Германа Когена (1842–1918 гг.) — главы марбургской школы неокантианцев. Чем же заинтересовала сионистов идеалистическая философская концепция этого автора? Дело в том, что Г. Коген, так же как и Ахад-Гаам, а позднее М. Бубер, пытался дать философское обоснование иудаизма.

Как утверждают пропагандисты сионистской философии, Коген якобы доказал, что основы иудаизма «не противоречат строго-научной философии, потому что иудаизм и есть строго-научная философия. Строгонаучная философия включает основы иудаизма, как свою собственную предпосылку»[51].