Сирийские мистики о любви, страхе, гневе и радости

Осужденных мистиков реабилитировал преемник Тиматеоса, католикос Ишо бар Нун, который занял патриарший престол в 823 году. В трактате «Об ангелах и звездах», дошедшем под его именем, прослеживается влияние Иосифа Хаззайи (хотя, возможно, этот трактат принадлежит другому Ишо бар Нуну, монаху X века). Впоследствии влияние идей мистиков только росло. Их тексты быстро стали переписывать за пределами Церкви Востока: так, древнейшая известная нам православная рукопись, содержащая тексты мистиков Исаака Сирина и Иоанна Дальятского, датируется VIII–IX веками[13]. Эта рукопись была переписана в Палестине – в знаменитой лавре Саввы Освященного. В IX веке многие тексты Исаака Сирина перевели на греческий язык – так он стал известен в Византии, а затем и в Западной Европе. Тексты Иоанна Дальятского, Иосифа Хаззайи и Афнимарана[14]

читали и переписывали от Египта до Северной Месопотамии.

Несмотря на это, традиция сирийских мистиков оказалась почти полностью забытой. В XIV веке монгольское нашествие подорвало силы Церкви Востока. Горы Северной Месопотамии, те самые, что когда-то давали прибежище мистикам, стали ее единственным надежным оплотом. В XIX веке европейские путешественники рассказывали об ассирийском государстве, подотчетном османскому султану, но фактически не находившемся в его власти, с центром в селении Кудшанис (в горах Хаккяри). Но доступа к наследию Церкви Востока у европейских ученых почти не было, потому что она пережила еще одно потрясение – османский геноцид в Первую мировую войну. Западный мир открыл сирийские мистические тексты в XX веке, когда сама Церковь Востока находилась в режиме выживания и была не в силах вчитываться в собственное духовное наследие.

Открытие сирийской мистики в научной среде вызывает ассоциацию с распахнутым окном при запертых ставнях. Становятся известны десятки новых текстов, но не хватает рук для их описания. Прозрения мистиков звучат на страницах научных работ как предмет изучения, как семена, хранящиеся на складе, – и ждут своей встречи с землей.

Апология авторов, или Откровения на коленке

Нередкая претензия к нашему подкасту, которая, конечно, полностью применима и к этой книге, – это легковесность, которую можно счесть совершенно неуместной при разговоре о таких серьезных вещах, как учение сирийских мистиков. Когда мы походя говорим о том, что монах провел несколько лет в пустыне, мы не можем на самом деле представить себе, что это означает, насколько это было сложно и до какой степени его реальность отличалась от той, к которой мы привыкли. Кто-то может сказать, что мы лишь вырываем из контекста те откровения, которые приходили этим людям, и пытаемся на коленке выкроить из них какие-то советы в духе селфхелп-литературы.

Но надо понимать, что речь идет о христианстве, которое было во многом альтернативным по отношению к христианству византийскому, и от него почти ничего не осталось. И мы стараемся донести знание об этих текстах, показать, чем они интересны. Если кому-то наша интонация покажется легкомысленной – это для того, чтобы было легче подступиться к теме. И наш подкаст, и эта книга – это введение, приглашение к важной и малоизвестной традиции. А мы с Филиппом Дзядко – как два охранника из талмудической притчи: один слепой, другой безногий, но один другого может подсадить на плечи и кое-что все-таки сделать, чтобы пронести эту традицию дальше.

Движение мистиков охватывало сотни людей. До нас дошли сочинения примерно десятка ярких авторов. Это Афнимаран, Дадишо Катарский, Шем'он д-Тайбуте (Симеон Благодатный), Иоанн Дальятский, Иосиф Хаззайа, мар Шамли, Бехишо Камульский, Брихишо, Иосиф Буснайа; отдельно мы говорим об Исхаке д-Нинве, или Исааке Ниневийском, в России известном как Исаак Сирин.

Грамматика познания, или Рискованный эксперимент

Как нам сегодня могут помочь сирийские мистики – люди, которые жили полторы тысячи лет назад в длительной самоизоляции, в пустыне, постоянно ожидая конца света? Что они знают о спорах в фейсбуке, выгорании на работе, воспитании детей, соседях, делающих ремонт четвертый год подряд? Казалось бы, ничего. Но я верю, что их опыт может быть по-настоящему полезен для нас и сегодня.

Внимание мистиков было, конечно, сосредоточено на общении с Богом, но ключевым предметом их изучения был сам человек, устройство человеческого сознания. Для чистоты эксперимента, для того чтобы остаться с собственной душой наедине, они уходили в полную изоляцию. Сирийский мистик VII века Дадишо Катарский написал руководство для монахов, которые только начинают практиковать уединение, запираются в келье за пределами монастыря на семь недель. И в этом руководстве он говорит прямо: одна из целей затворнической жизни – познание человеком самого себя[15].