— Все началось, когда вы сыграли Маргариту в Квебеке, — радостно продолжила. Анни. — С тех пор он не пропустил ни одной оперы с вашим участием. Он отправлялся в Монреаль и в Нью-Йорк, всегда брал места в лучшие ложи и любовался вами через маленький бинокль, приобретенный специально для представлений. Я слышала лишь комплименты о вашем исключительном голосе, вашем таланте и красоте. Мой бедный Родольф! Он садился на те же поезда, что и вы, бродил по вокзалам, собирал все статьи о вас и все фотографии. Я вам все это покажу. А потом он как-то сказал мне странным голосом, что вы определенно женщина его жизни, единственная, кто мог бы заменить его первую супругу. Мне это показалось несколько странным, поскольку он говорил мне, что вы замужем и стали матерью в довольно юном возрасте. Я тогда подумала, не повредился ли он умом окончательно.
Эрмин ждала продолжения, подавленная, охваченная паникой. Этот мужчина преследовал ее около двенадцати лет, тенью по пятам. Наверняка я где-то его видела, — сказала. — Не зря его лицо показалось мне знакомым. Господи, если бы я только знала…»
Она поставила чашку на скамью. В эту секунду ее взгляд упал на следы белого порошка, оставшегося на дне. Охваченная гневом и страхом, она уставилась на Анни.
— Вы подсыпали мне снотворного? Что это на дне чашки? Я вам доверилась! Вы не имели права!
— Я ничего вам не подсыпала, леди! — возмутилась женщина. — Это сухое молоко, и если я заливаю его слишком горячей водой, остаются небольшие крупинки.
— Я вам не верю!
— Но вы же сейчас не засыпаете? Нет! У меня под рукой нет аптечки моего кузена. К тому же я его за это отругала! Господи боже мой, он пообещал мне, что вы приедете к нам по доброй воле!
Эрмин встала, испытывая отчаяние. Она уже не знала, следует ли ей бежать от Родольфа как можно быстрее или попытаться его образумить.
— Почему вы сказали, что он мог повредиться умом окончательно? — спросила она, подойдя к окну.
— После того несчастного случая Родольф уже был немного не в себе. Он потерял двух дорогих людей и не мог больше петь.
— Я знаю, он рассказал мне об этой трагедии, и я пожалела его от всей души. Я согласна, такое горе могло его подкосить и даже разрушить изнутри. Однако мне он показался вполне здравомыслящим. В любом случае он должен освободить меня и отправить к моей семье. Подумать только, этот человек даже выдумал какого-то преподавателя вокала, чтобы заманить меня в ловушку, в эту проклятую золотую клетку!
— Он и не на такое способен, милая, — добавила Анни. — В прошлом году, представившись вашим импресарио, он связался с режиссером Голливуда, чтобы разорвать ваш контракт. Родольф не хотел, чтобы вы снимались в кино. Он просто с ума сходил от этой мысли. Он говорил, что это сломает вашу карьеру дивы, что это недостойно вашего таланта.
— Что? Так это был он? А я-то ничего не могла понять! Да как он посмел мною распоряжаться? Определенно, он безумец, и очень опасный безумец! Я ему не принадлежу! Но имейте в виду, я здесь не останусь. Сегодня же вечером я буду в Квебеке. А завтра сяду на поезд, чтобы вернуться к своему мужу и детям.
— Нет, Эрмин, вы никуда не поедете, я этого не допущу! — раздался голос за ее спиной.
Эрмин порывисто обернулась и увидела Родольфа, стоящего посреди гостиной. Лицо его осунулось и побледнело, затравленный взгляд не внушал доверия.
— О, вы! — закричала она. — Да вы просто ненормальный! Вы мне отвратительны, ненавистны!
Эрмин набросилась на Родольфа и принялась колотить его кулаками в грудь.
Лора в очередной раз подошла к окну. Она надеялась увидеть Вэлли Фортена, мэра поселка, или хотя бы почтальона. Но ничто не нарушало тишины Валь-Жальбера. Солнце поднималось в небе, жара усиливалась. Жослин проверял москитные сетки, чтобы обезопасить дом от вторжения неприятных черных мошек, которые начинали появляться в июне.
— Жосс, это странно, Эрмин должна была позвонить месье Фортену, чтобы сообщить, каким поездом приедет. Обычно она нас предупреждает. В крайнем случае, можно было прислать телеграмму…
— Она обязательно это сделает, Лора, перестань себя изводить!
— Я ее знаю, она не любит ездить одна. Тебе следовало поехать с ней в Квебек или отпустить меня.
— С моим-то больным коленом? Разве я виноват, что упал тогда в конюшне? Нам и вдвоем непросто управляться с домом и следить за детьми. Мирей не может всем заниматься, в ее-то возрасте.
Испытывая раздражение, Лора принялась барабанить по подоконнику кончиками пальцев.
— За детьми? Кионе и Луи уже по тринадцать лет, они совсем взрослые и должны вести себя соответствующе. У твоего сына одни глупости на уме, он становится скрытным, зацикленным только на удовольствиях. Ты меня понимаешь…
— У моего сына! — возмутился он. — Вообще-то это и твой сын, Лора. Луи скоро станет молодым человеком и со временем образумится.
— А Киона? Без конца болтает с Жозефом, целует его! А что мне рассказал Тошан? Твоя дочь встречалась с мальчиком на берегу Перибонки! Тут уж я могу сказать «твоя дочь», к ней я не имею отношения, слава Богу!