Сюжет Бабеля

Перевод не из лучших, да к тому же обнаруживает незнакомство с русскими литературными реалиями: в пассаже «в ноябрьской книжке “Летописи”» родительный падеж единственного числа принят за именительный множественного, отчего название «Летопись» превратилось в «Letopisy» (непонятно, кстати, откуда здесь взялась буква у — обычно она служит для передачи русского ы); выражение «в люди», отсылающее к повести Горького, передано невнятным «in die Welt» (особенно нелепым при обратном переводе на русский: получается или «отправить в мир» с его церковно-монашеской коннотацией, или «пустить по миру» — то есть с нищенской сумой! Единственно уместным здесь было бы, конечно: «узнать мир и людей»...). Не разобрался, видимо, редактор и с 1001-й статьей Уложения о наказаниях уголовных и исправительных, трактующей о сочинениях, имеющих целью развращение нравов или явно противных нравственности. Будучи разъясненной, такая подробность (Einzelheit) могла заинтересовать и немецкого читателя.

Тем не менее, все признаки (в частности, наличие нового финала: «За два года были написаны “Конармия” и “Одесские рассказы”. Потом снова настала для меня пора странствий, молчания и собирания сил. Я стою теперь перед началом новой работы» ~ «Innerhalb zweier Jahre habe ich die “Reiterarmee” und die “Odessaer Geschichten” geschrieben. Und dann began wieder die Zeit der Wanderschaft, der Schweigsamkeit und der Kräftesammelns.

Ich stehe jetzt vor dem Beginn einer neuen Arbeit» однозначно указывают на то, что оригиналом послужил правленый Бабелем текст.

Как же объяснить тогда появление в беловой машинописи сведений о книге, вышедшей через 8 месяцев после публикации автобиографии?

Пожалуй, так: первый экземпляр машинописи в 1932 году был сдан в редакцию «Internationale Literatur», а в архиве отложился второй экземпляр — машинописная копия, в которую год спустя, задним числом, Бабель внес новую запись. В ожидании предложений, которые поступят в будущем. Но это будущее наступило только сейчас.

***

А теперь, когда установлен заказчик новой версии, остается ответить на вопрос: что заставило Бабеля перерабатывать текст автобиографии, а не ограничиться тремя актуализирующими повествование финальными фразами?

Ответ, как будто, очевиден — изменение требований к собственному тексту. Выбрасывается все лишнее, чем достигается компактность и энергичность.

«Родился в 1894 году в Одессе, на Молдаванке, сын торговца еврея. По настоянию отца изучал до шестнадцати лет еврейский язык, библию, талмуд. Дома жилось трудно, потому что с утра до ночи заставляли заниматься множеством наук. Отдыхал я в школе. Школа моя называлась <...>»

«Он обучил меня своему языку, я

Я затвердил с ним французских классиков <...>»

«И только в 1923 г. я научился выражать мои мысли ясно и не очень длинно. Тогда я вновь принялся - сочинять: Начало литературной моей работы я отношу, поэтому, к началу 1924 г., когда в 4-й книг

е журналае «Леф» появились мои рассказы “Соль”, “Письмо” <...>»

И т.п.

Но текст подвергся не только актуально-стилистической правке. Центральным моментом автобиографии была и осталась тема литературного ученичества. Понятно, что выбор на роль учителя великого пролетарского писателя Горького равно импонировал, как составителям советских сборников, так и журналу, выходившему под эгидой Международного объединения революционных писателей. Тем примечательнее перемены, касающиеся именно этой фигуры.

Первое упоминание сохранено в неприкосновенности:

«<...> в конце 1916 г. попал к Горькому».

Начало следующей фразы подверглось стилистической правке:

«И вот я всем обязан э Этой встрече я обязан всем <...>»

Но зато продолжение -

«и до сих пор произношу имя Алексея Максимовича с любовью и благоговением»

- устранено полностью!

Снова стилистическая правка:

«Он Горький напечатал первые мои рассказы в ноябрьской книжке “Летописи” за 1916 год (я-был привлечен меня привлекли за эти рассказы к уголовной ответственности по 1001 ст.) <...>».

Но в продолжении фразы исчезает суперлатив:

«он научил меня необыкновенно важным вещам»!

Было:

«Алексей Максимович отправил меня в люди. И я на семь лет - с 1917 по 1924 - ушел в люди».

Это не повторение названия горьковского произведения, но скрытая цитата — заключительный абзац повести А.М. Горького «Детство»:

«Через несколько дней после похорон матери дед сказал мне:

- Ну, Лексей, ты - не медаль, на шее у меня - не место тебе, а иди-ка ты в люди...

И пошёл я в люди».

Стало:

«Алексей Максимович отправил меня в люди. За семь лет - с1917по1924 - много пришлось узнать».

Следовательно, перед нами не борьба с монотонностью («в люди» - «в-люди»), но отказ цитировать Горького!{449}

Может показаться, что речь, в конце концов, идет о нескольких словах. Но когда пространство текста столь необширно (4 фразы!) весомость каждого слова неизмеримо возрастает — как в стихе.