Скала Дельфин

Ветер налетел из степи, смеркалось. Старик рассказывал не спеша, с расстановкой:

— Крейсеры и линкоры на рейде стоят, — говорил седоусый, — французские, английские, немецкие и еще черт знает какие. Орудия на город навели, что с каждой пушки человека расстрелять можно. В городе тишина, ни слова, попрятались все, как крысы в ​​трюме. Никто и на улицу не выходит. А за графским молом баржа стоит. И вот туда каждую тебе ночь везут кого–нибудь из контрразведки. Ну, а кто уже на баржу попал, тому каюк и похороны по первому разряду А в городе полковник Тимашов ловит правого и виноватого. Всех большевиками называет, и суд у него скорый: на баржу, колосники к ногам — и конец. Подняться бы всем народом, собрать бы всех матросов и водолазов, придавить бы Тимашова к ногтю, он и не пискнул бы, потому что в городе войска нет, только юнкера желторотые бегают. Но что ты сделаешь, когда пушки прямо на город направлены со всех кораблей…

Мужчина сплюнул на траву, несколько секунд посидел, словно вспоминая, потом достал из кармана резиновый кисет с махоркой, вытащил из–за пояса маленькую трубку, набил ее, закурил и еще раз сплюнул. Попыхивая и выпуская густые клубы дыма, он продолжал рассказ:

— Ну, я тоже дома сижу, чего мне на улицу высовываться, просто к Тимашову в лапы, когда меня весь город знает. Когда как–то вижу: идут ко мне дорогие гости, в погонах, при оружии, морды блестят.

Я не очень робкий, а тогда сердце так и екнуло. Поведут меня, думаю, на баржу и вспомнят мне все — и партизанский отряд, и пристава убитого. Бросился я к окну, бежать хотел, а они и там своего поставили.

Ну, думаю, конец мне. Входит в комнату такой шпингалет в чине поручика и говорит мне вежливо так, еще и руку к козырьку прикладывает:

— Полковник Тимашов просят вас к себе в гости, так что я прошу вас идти вместе с нами.

Что за черт, думаю. Чего это они такие вежливые сделались, просто как действительно в гости зовут. Вижу я, что от такого гостеприимства мне, видимо, не отвертеться, и говорю:

— Ну что ж. Пойдемте, коли полковник по мне так соскучился.

А поручик сердится:

— Прошу не смеяться и не шутить, — говорит. — Речь идет о репутации нашей белой армии.

Что за черт, думаю, чего он от меня хочет? Однако ничего не поделаешь, иду к полковнику. А они со мной рядом идут, револьверов не вынимают, так что я понять никак не могу, арестован я или действительно в гости иду.

Ну, приходим мы в контрразведку. Часовые, пропуска, все чин по чину, и ведут меня сразу и прямо к полковнику. Я только вхожу, а он уже из–за стола поднялся и идет мне навстречу.

— А, — говорит, — Матвей Петрович, я вас давно жду. Присаживайтесь, пожалуйста.

Посмотрел я на него, на палача всего города нашего — такой невзрачный, бледненький, в пенсне, еще и лысеть начинает. Как посмотреть на него — ангельской доброты человек, а сколько людей, собака, на тот свет отправил.

— Мы от вас ждем большой услуги, Матвей Петрович, — говорит полковник, когда я уже сел и сигару его курил, — большой услуги. Видите, — говорит он и штору на окне открывает, — вон на рейде у Графского мола крейсер «Галифакс» стоит.

Посмотрел я в окно. Море синее такое, так мне на волю захотелось, потому что хоть и не арестован я, а все же душно мне с полковником. Вижу, стоит «Галифакс», крейсер трехтрубный, и все двенадцать пушек на город нацелены.

А чуть слева от него — баржа стоит, тюрьма страшная.

— Так вот, Матвей Петрович, вчера с крейсера «Галифакс» одного мертвого матроса в море сбросили с гирями на ногах. Так надо нам того матроса снова достать. Поспешили похоронить его. А если вы, Матвей Петрович, не согласитесь, — говорит полковник и улыбается, а улыбка такая приятная, словно он мне подарок вручает, — а если не согласитесь, то придется вам за тем матросом на дно моря пройти, только уже с гирьками на ногах.

Посмотрел я на крейсер, а там же возле него — глубина. Никто туда никогда ни раньше, ни теперь не лазил. Однако ничего не поделаешь, хоть самому лезть, хоть тебя туда спустят — одинаково весело.

— Что ж, — говорю, — готовьте водолазный баркас, и костюм, и скафандр где–нибудь новый доставайте, чтобы все исправно было, потому что умирать мне неохота на дне морском, а матроса вашего я вам достану.

Мало что–то было у меня желания туда лезть, но ведь они меня об охоте не спрашивали. Быстро баркас снарядили, все как из–под земли взялось, и поехали мы с тем же поручиком к крейсеру, где матроса надо было искать. Встали. Погода такая хорошая, зюйд–вест под вечер затихает, город лежит передо мной как вымерший, тишина такая.

На баркасе двое матросов с «Галифакса», ни черта по–нашему не понимают, но, видно, водолазное дело знают: около скафандра и насосов орудуют хорошо. Только что–то замечаю я — настроение у них неважное. Молчат, мрачные и не улыбнутся друг к другу.

— Ну, — говорю, — держитесь, ребята. Берегите нервы и не волнуйтесь. Достанем сейчас со дна морского вашего братика.

Молчат, ни слова. Только поручик на меня прикрикнул, чтобы я не очень болтал. Ну, я и замолчал.

Снарядили меня спускаться, все чин по чину, и пошел я вниз.