– Вы задали хороший вопрос. Одна причина состоит в том, что по равнине можно двигаться гораздо быстрее, а время дорого. Кроме того, нам самим следует покинуть лес, потому что запрет, действующий на норнов, распространяется и на нас. Это территория ситхи. Мы пришли сюда, спасая свои жизни, но задержаться здесь значит привлечь к себе их внимание. Ситхи не любят смертных.
– Но разве нас не будут преследовать норны? – спросила герцогиня.
– Я знаю такие лесные тропы, которые позволят нам оставаться в безопасности до тех пор, пока мы не доберемся до лугов, – ответила женщина-ведьма. – Что же до Высоких тритингов, я сомневаюсь, что норны настолько уверены в себе, что осмелятся выйти из леса при свете дня на открытую местность. Они смертоносные бойцы, но их до сих пор намного меньше, чем людей. Король Бурь ждал столетия; я думаю, у него достаточно терпения, чтобы прятать свое могущество от смертных еще на некоторое время. Нет, сейчас нам нужно тревожиться из-за армий Элиаса и тритингов. – Она повернулась к Джошуа. – Вероятно, вы это знаете даже лучше, чем я. Служат ли сейчас тритинги Элиасу?
Принц покачал головой.
– Они всегда оставались непредсказуемыми, – ответил он. – Там живет много кланов, а их верность даже собственным марк-танам не слишком сильна. Кроме того, если мы не станем далеко удаляться от границы леса, то можем и вовсе никого не встретить. Их территории огромны.
Когда он закончил говорить, Воршева встала и пошла прочь, покинула поляну и скрылась в березовой рощице. Джошуа посмотрел ей вслед, а через мгновение встал, предоставив Джелой отвечать на вопросы тех, кто не слышал прежде о
Воршева стояла, опираясь спиной о ствол березы, сердито отдирая от него тонкие кусочки коры. Джошуа подошел и долго на нее смотрел. Ее платье превратилось в тряпье, часть подола была оторвана на повязки, и теперь кое-где он доходил только до колен. Как и все остальные, она была грязной, густые черные волосы спутались, в них застряли листья и сучки, на руках и ногах имелось множество царапин. Рана на предплечье была перевязана грязной, пропитанной засохшей кровью тряпкой.
– Почему ты злишься? – тихо спросил он.
Воршева резко к нему повернулась с широко раскрытыми глазами.
– Почему я сержусь?
– Ты избегаешь меня с того момента, как нам пришлось бежать из Наглимунда, – сказал Джошуа, делая шаг к ней. – Когда я лежал рядом с тобой, ты напрягалась, как священник, чьи ноздри полны запахом греха. Разве так ведут себя любовники?
Воршева подняла руку, словно хотела его ударить, но Джошуа находился слишком далеко.
–
– Жизнь всех в моих руках, – медленно заговорил принц. – И это тяжким бременем ложится на мою душу. Мужчины, женщины, дети, сотни мертвецов в развалинах Наглимунда. Быть может, я вел себя отстраненно после падения замка, но это из-за того, что мои мысли наполнял мрак, меня преследовали призраки.
– С момента падения замка, – прошипела Воршева. – С того момента, как замок пал, ты обращаешься со мной, как со шлюхой. Ты не разговариваешь со мной, со всеми, но только не со мной, ночью ты приходил, чтобы прикасаться ко мне, чтобы обнимать! Ты думаешь, что купил меня на рынке, как лошадь. Я пошла за тобой, чтобы освободиться от луговых земель… и любить тебя. Ты всегда плохо со мной обращался. А теперь тащишь меня обратно – чтобы показать мой позор всем! – Из ее глаз брызнули гневные слезы, и она отошла за дерево, чтобы принц их не видел.
На лице Джошуа появилось недоумение.
– Что ты имеешь в виду? Кому показать твой позор?
– Моему народу, глупец! – разрыдалась Воршева, и ее голос глухо разнесся по роще.
– О, ты про тритингов… – медленно проговорил Джошуа. – Конечно.
Воршева обошла дерево, точно разгневанный призрак с горящими глазами.
– Я не пойду с тобой, – заявила она. – Ты можешь взять свое маленькое королевство и идти куда пожелаешь, но я не стану возвращаться домой с позором, как… и в такой
Джошуа горько улыбнулся.
– Какая ерунда! Посмотри на меня, я сын Верховного короля Престера Джона! И похож на пугало! Но разве это имеет значение? Я сомневаюсь, что мы встретимся с тритингами, но, даже если такое случится, что с того? Неужели ты настолько упряма, что готова умереть в лесу, чтобы несколько обитателей фургонов не увидели тебя в тряпье?