После того как Эйстана устроили на его плаще, а потом заложили камнями, получилась высокая пирамида. Девятерых соплеменников Бинабика, мужчин и женщин, также опустили в могилы, и в каждую положили предмет, важный для погибшего – так объяснил Бинабик Саймону. Когда пирамиды были запечатаны, Бинабик выступил вперед и поднял руку. Остальные тролли начали петь. На глазах у многих появились слезы – как у женщин, так и у мужчин; одна сползла по щеке Бинабика. Через некоторое время песня смолкла. Сискви шагнула вперед и вручила Бинабику факел и маленькую сумку. Бинабик полил чем-то из сумки каждую могилу, а потом зажег при помощи факела погребальные костры. Тонкие пальцы дыма потянулись в небо от каждой пирамиды, но их быстро унес прочь налетевший ветер. Когда последняя пирамида загорелась, Бинабик передал факел Сискви и запел длинную песню на языке кануков. Мелодия напоминала голос ветра, она поднималась и опускалась, поднималась и снова опускалась.
Когда песня Бинабика подошла к концу, он взял факел и поджег пирамиду Эйстана.
запел он на вестерлинге. —
Закончив, Бинабик поклонился пирамиде Эйстана.
– Прощай, отважный человек, – сказал он. – Тролли запомнят твое имя. Мы будем петь о тебе в Минтахоке и через сто весен от нынешнего дня! – Он повернулся к Саймону и Слудигу, которые молча стояли рядом. – Вы хотите что-то сказать?
Саймон смущенно покачал головой.
– Только… Да благословит тебя Господь, Эйстан. О тебе будут петь и в Эркинланде, если все будет так, как хочу я.
Слудиг шагнул вперед.
– Я произнесу эйдонитскую молитву, – сказал он. – Ты спел замечательную песню, Бинабик из Минтахока, но Эйстан придерживался эйдонитской веры, и ему требуется настоящее отпущение грехов.
– Пожалуйста, – сказал Бинабик. – Ты выслушал нашу песню.
Риммер вытащил деревянное Дерево из-под рубашки и встал перед пирамидой Эйстана, над которой продолжал подниматься дым.
начал Слудиг, —
Слудиг положил свое Дерево поверх камней и вернулся к Саймону.