Скала Прощания. Том 2

В яме, в яме… В яме в поле, где крот с мокрым носомпоет песню холодного камня и земли, и серых костей,тихую песенку холода и темной длинной ночи,и копает глубоко, глубоко, где ползают белые червии спят мертвецы, глаза которых забиты землей,где жуки откладывают маленькие белые яйца

и их хрупкие черные лапки скребут, скребут, скребут,а мрак, как капюшон, накрывает всех, всех,прячет их позор и имена,имена мертвых, все ушли, бежали,пустые ветра, пустые головы,а наверху травой заросли камни, поля заброшены и опустели,все ушло, что знали они,и вот они плачут в глубине, стонут во сне,

у них нет глаз, но они плачут, призывая то, что утеряно,в темноте они мечутся подо мхом и сорнякамив своих могилах, ни господа и ни рабы,они лишились лиц и славы, стремления к знаниям и своих имен,и все же они очень хотят вернуться и смотрят сквозь щели и трещинына тусклое солнце наверху и проклинают жестокую любовьи мир, лишенный жизни, подумай о тревогах и борьбе

ушедший ребенок или жена,заботы, что их сжигали, ужасные уроки, что остались невыученными,и все же они мечтают вернуться, вернуться, вернуться.Вернуться!В дыре в земле, под холмамиГде кожа, кости и кровь превращаются в мягкую грязьИ гниющий мир поет…

Песнь Скоди продолжалась, словно была бесконечной, по кругу, вниз, точно черный водоворот в заросшем и забытом пруду. Саймон почувствовал, что тонет вместе с ней, его тащит за собой ее настойчивый ритм, и вскоре пламя костра, и обнаженные звезды, и сияющие глаза детей соединились в полосы света, а его сердце по спирали начало погружаться в темноту, сознание больше не ощущало связи ни с плененным телом, ни с действиями тех, кто его окружал. Шипение дурацкого шума наполнило его мысли. Смутные тени двигались по заснеженному двору, незначительные, как муравьи.

И тут одна из теней взяла в руку какой-то круглый бледный предмет и швырнула его в костер, а следом за ним горсть порошка, в небо потянулись пальцы малинового дыма, и Саймон больше ничего не видел. Когда дым рассеялся, костер горел, как прежде, но двор окутал тяжелый мрак. Красный свет, заливавший все строения, потускнел, словно старый закат в умирающем мире. Ветер прекратил дуть, но по земле аббатства пополз страшный холод, и, хотя тело практически больше Саймону не принадлежало, он почувствовал, как жуткая стужа проникает в его кости.

– Приди ко мне, леди Серебряная Маска! – крикнула самая большая фигура. – Говори со мной, лорд Красные глаза! Я хочу с вами обменяться. У меня есть красивая вещичка, которая вам понравится!

Ветер не вернулся, но костер начал раскачиваться из стороны в сторону, разбухая и содрогаясь, точно огромное животное, которое пытается выбраться из мешка. Холод стал еще сильнее, звезды потускнели, и в языках пламени появился темный рот и два черных пустых глаза.

– У меня для вас подарок! – ликующе крикнул кто-то большой, и Саймон, сознание которого ускользало, вспомнил, что ее зовут Скоди.

Некоторые дети плакали, но их голоса звучали приглушенно, несмотря на необычную тишину и застывший воздух.

Лицо в огне исказилось, и из распахнутого черного рта вырвался глухой, сердитый рев, медленный и глубокий, точно скрип горных корней. Если в нем и были какие-то слова, различить их не представлялось возможным. А через мгновение черты начали мерцать и рассеиваться.

– Останься! – крикнула Скоди. – Почему ты уходишь? – Она принялась дико озираться, размахивая руками, и восторг покинул ее лицо. – Меч! – завопила она, повернувшись к детям. – Прекратите реветь, тупые овцы! Где меч? Врен!

– Внутри, Скоди, – ответил мальчик.

Он держал на коленях одного из младших детей. Несмотря на диковинное ощущение дезориентации – или благодаря ему – Саймон не мог не обратить внимания на худые обнаженные руки Врена под оборванной курткой.