Скандал у озера

Дождь лил не переставая, было все так же ветрено. Если вода, стремительно поднимающаяся в озере и в реках его бассейна, обошла стороной близстоящие к церкви дома, то покосным лугам и возделанным полям местных ферм пощады не было. В том числе и ферме семьи Клутье. Идя по улице, Жасент услышала крики, блеянье и собачий лай. Люди суетились, укрывая от опасности живность, убирая ящики с провизией. Солидарность приносила свои плоды: оказавшиеся в беде находили приют у соседей, друзей или родственников.

– Мадемуазель Клутье! – окликнул ее чей-то голос.

К Жасент быстрым шагом подошла матушка-настоятельница больницы Роберваля; ее добродушное лицо было омрачено печалью.

– Мадемуазель, прежде чем вернуться в больницу, я хотела бы выразить вам свои самые искренние соболезнования. Подумать только: ваша сестра так великодушно помогала нам только позавчера! Какое несчастье! Мы будем молиться за вас, за нее и за всю вашу семью.

– Спасибо! Но мне очень стыдно – я проспала всю ночь, оставив родных наедине с горем.

Монахиня взяла Жасент за руку – ей хотелось хоть как-то ободрить девушку, вселить в нее мужество:

– Вы больше ничего не могли сделать… после тех кошмарных часов, которые мы провели в тягостном ожидании, опасаясь, что больных придется эвакуировать из больницы. Этого до сих пор не случилось, при этом ситуация только ухудшилась. В больнице вышла из строя система отопления, в коллеже – тоже. Улицы Нотр-Дам и Артюр полностью затоплены; по всему бульвару Сен-Жозеф плавают ветки деревьев. Мое дорогое дитя, ни в чем себя не вините. К вашему физическому истощению добавился еще и такой печальный траур. Знайте, что сестер из обители Сен-Прима очень тронула смерть Эммы. Они будут молиться за нее здесь, а мы все – в Робервале. Мы можем лишь положиться на волю Господа. Доктор Гослен рассказал мне о вашем горе, но когда я вас увидела, то захотела сама сказать вам пару слов.

– Благодарю вас, матушка. Не теряйте из-за меня времени… Вас ждет такси.

– Разве утешение страждущей души – трата времени? Но вы правы: состояние девочки, которую мы перевозим, нельзя назвать удовлетворительным. Передайте своим родителям мое искреннее сочувствие.

Матушка удалилась, а Жасент пошла в противоположную сторону, чтобы встретиться со своими родителями. Ее дедушка жил на улице Лаберж, в небольшом домике, к которому, однако, прилегал большой участок земли, – там он ухаживал за огородом и огромным курятником. Бывший служащий железной дороги зарабатывал теперь на жизнь, продавая яйца и птицу.

Жасент открыла калитку, и знакомое поскрипывание сразу мысленно перенесло ее на многие годы назад, в детство, когда они с сестрами забегали к бабушке с дедушкой, возвращаясь из школы. Сапоги Жасент увязали в топкой от разлившейся воды земле сада. Зеленая весенняя трава была грязной: она примялась от многочисленных шагов. Жасент взбежала по ступенькам крыльца и открыла дверь. Внутри царила тягостная могильная тишина. Со сдавленным сердцем она вошла в небольшую гостиную с опущенными занавесками. Там было темно, но горели свечи.

Альберта сидела возле тела Эммы, покоившегося на столе, застланного, как в церкви, белой простыней. Полуприкрыв глаза и беззвучно шевеля губами, она, казалось, читала молитвы. Фердинанд держал ее за руку. Сидони стояла позади них и, увидев Жасент, бросилась к ней.

– Ну наконец ты пришла… Ты хоть хорошо отдохнула?

– Да, но я сожалею об этом. Матильда должна была меня разбудить. Но я не могла ее упрекать… Она посчитала, что так будет лучше. Где папа и Лорик?

– Вода все поднимается – нужно было вывести стадо из овчарни. Они отведут животных к Озиасу Руа, а потом отправятся в похоронное бюро за гробом.

Сестры вновь обнялись. Жасент бросила взгляд на тело Эммы: ее лицо было прикрыто широким квадратом тюля с кружевной каемкой.

– Мамина вуаль для первого причастия, которую мы все носили, – прошептала Сидони. – Лорик обнаружил ее дома сегодня на рассвете. Мама очень ею дорожила. Ее поведение волнует меня. Жасент, я хотела бы ненадолго выйти на свежий воздух.

– Иди, конечно, я останусь здесь. Я так расстроена, что пропустила ночное бдение!

– Тише вы, – возмутилась их мать. – Не шумите, моя малышка так сладко спит!

Встревоженная Сидони выбежала на крыльцо, нервы ее были на пределе. Жасент в волнении опустилась перед Альбертой на колени.

– Мама, посмотри на меня, умоляю тебя. Эмма не спит. Она умерла.

– Нет, нет, не говори глупостей. Она простудилась. Ей лучше отдохнуть. Если меня не будет рядом, когда Эмма проснется, она будет плакать. Я ее знаю, она боится темноты. Только не задувай свечи!

– Оставь ее, Жасент, – мягко сказал Фердинанд. – Мы с Сидони уже пробовали ее образумить, но она отказывается принимать действительность. Может быть, так даже лучше.

– Отец, не говори так громко, ты разбудишь малышку, – вздохнула Альберта.